Глава 3. Эрец-Исраэль в миниатюре

Продолжение книги "Цфат - мистический город искусств". Начало - глава 1: "К северу от Тивериадского озера"

Живописное местоположение Цфата в Галилейских горах давало возможность художникам писать чарующие пейзажи, не выезжая за пределы крепостных стен. Можно сказать, что город и его окрестности привлекали художников по трем причинам. Первая: в Галилее в те годы еще не начался процесс модернизации, а потому ее холмы, луга и поля давали возможность создавать пейзажи, раскрывавшие обаяние первозданной природы. Благодаря тому, что Цфат находится на вершине одной из гор, на высоте примерно девятисот метров над уровнем моря, с его стен открывается чарующий вид.
На юго-востоке можно наблюдать Тивериадское озеро, на западе — Средиземное море, а на северо-востоке — покрытую в зимние месяцы снегом вершину горы Хермон. Вот каким увидел город побывавший в нем в конце XIX века христианский путешественник: «Сам город прячется за вершиной горы, но, несмотря на это, вид вниз на озеро замечательный: благодаря окрестным голым и бесприютным холмам его темно-синие воды кажутся еще красивее. ...Дома в Сафеде искусно сложены из камня и окружают замок, возвышающийся над ними. Между постройками в разных частях города лежат долины, виноградники и сады с фиговыми деревьями... Вид, который открывается с развалин замка, чрезвычайно красив. У подножия его раскинулось Галилейское озеро. Гора Фавор возвышается над его прибрежными холмами» [24]. Получается, что самой природой художникам были дарованы особенные творческие возможности, которыми первыми еще в 1920-е годы воспользовались Реувен Рубин, Моше Кастель, Нахум Гутман и Исраэль Палди.
С другой стороны, Цфат — город мистиков и кабалистов, а на близлежащей горе Мерон находится могила одного из виднейших еврейских законоучителей II века н.э., автора книги «Зохар» рабби Шимона Бар Иохая. В праздник Лаг ба’Омер, когда отмечается годовщина его смерти, у могилы праведника собираются десятки тысяч человек. Для некоторых художников, начиная с Реувена Рубина, созерцание массовых сакральных действ на могиле рабби Шимона Бар Иохая на горе Мерон, а также синагог Цфата и их прихожан стало источником творческого вдохновения, хотя, как верно отметил Иосиф Лищинский, «изображая цфатских хасидов, танцующих в праздник Лаг ба’Омер на горе Мерон, Рубин тонко балансирует между условным изображением и реальностью» [25].
Третьим фактором, объясняющим значимость Цфата для художников, был двунациональный характер города. Несмотря на постоянное еврейское присутствие в го- роде (к примеру, именно в Цфате в 1577 году был установлен первый в Палестине/Эрец-Исраэль ивритский печатный станок, а к 1584 году в городе были открыты 32 синагоги), большинство населения Цфата составляли арабы-мусульмане. Жили в городе и арабы-христиане, принадлежавшие в основном к Греко-католической церкви. Поэтому Нахум Гутман, Исраэль Палди, Моше Кастель и другие художники, признанные впоследствии отцами-основателями новой израильской живописи, писали арабских мужчин и особенно женщин, мальчиков-пастухов, арабские кварталы и окрестные деревни, где архитектурными доминантами были мечети.
Те же художники рисовали и религиозных евреев, видя в двунациональном и многоконфессиональном Цфате своего рода «Эрец-Исраэль в миниатюре». Во второй половине 1920 х годов немалое число акварелей создали в Цфате видные художники Хаим Гликсберг, Йосеф Зарицкий и получивший большую известность как скульптор Авраам Мельников. Эти люди видели Цфат местом, где различные временные пласты, наслаиваясь друг на друга, создавали весьма причудливую мозаику, в которой современность соединялась с далеким и, казалось бы, безвозвратно ушедшим прошлым. Цфат был идеальным примером возвращения еврейского народа на древнюю родину, и все художники, за исключением Моше Кастеля, выросшие и учившиеся в Восточной и Центральной Европе и сами бывшие иммигрантами в первом поколении, искали и постигали в Цфате скрытый духовный смысл своего собственного возвращения в Палестину/Эрец-Исраэль.
Расположение города на горе объясняло сравнительную сухость его климата даже в жаркие летние дни. Изреэльская и Иорданская долины, где в 1920-е–1930-е годы создавались многочисленные сельскохозяйственные поселения, были отчетливо видны, становясь своего рода контрапунктом между «горой и долиной». Обычно, ког- да в Палестине/Эрец-Исраэль использовался этот фразеологизм, под «горой» имелся в виду Иерусалим, однако, как метко подчеркнул художник Менахем Шеми в беседе с Йосефом Зарицким в 1924 году, «фантастический Цфат» отвечал этому определению в не меньшей мере : древний город, находящийся на возвышении, наполненный иудейскими и каббалистскими мотивами, а вокруг него сельскохозяйственные коммуны строителей новой еврейской государственности, веривших в то, что они создают самое справедливое общество на Земле, с одной стороны, и воспринимавшиеся сквозь призму ориенталистской романтизации арабские деревни, с другой.
Художники того поколения, даже если сами и не соблюдали заповеди иудаизма, как правило, успели получить достаточно глубокое религиозное образование, позволявшее им понимать и прочувствовать то, чему в Цфате они становились непосредственными свидетелями. По воспоминаниям Йосефа Зарицкого, дорога из Иерусалима в Цфат (расстояние между городами чуть больше двухсот километров) в то время занимала два дня, и это был путь от одной вершины к другой, не столько географической, сколько духовной.
В 1928 году Нахум Гутман создал ряд акварелей, запечатлевших синагоги Цфата. Эта серия его работ положила начало художественной традиции рисовать синагоги. В дальнейшем ее поддержали не только художники-мужчины (среди них особое место занимал Яаков Векслер), но и художницы, прежде всего, Циона Таджер и Хая Шварц.

Источники:

24. К. Гейки, Святая Земля и Библия. — Книга II, С. 787 и 790.
25. Иосиф Лищинский, «Изобразительное искусство» // Девять мер красоты, под ред. Феликса Дектора. — Иерусалим: Тарбут, 1987. — С. 91.