Алек Д. Эпштейн
Когда человек, пусть и посмертно, становится известным, многие рады греться в лучах его славы, и неслучайно несколько государств бьются сегодня за право считать Меера (Марка) Аксельрода «своим» художником, находя на то более или менее веские причины.

Будучи рожденным в городе, неоднократно входившим в состав Польши, в том числе и на протяжении двадцати лет его молодости, Аксельрода порой относят к живописцам польской еврейской диаспоры, что тоже вызывает большие сомнения. В связи с разделом Польши в 1939 году по пакту Молотова – Риббентропа Молодечно оказалось в зоне советских интересов и было присоединено к Белорусской ССР. В первой изданной в СССР в 1982 году книге об Аксельроде художник представлен как родившийся в Белоруссии, но частью Белоруссии Молодечно стало тогда, когда живописцу было уже 37 лет, и сам он, в 1919 году закончивший Минское реальное училище, на территории этой республики уже давно постоянно не жил...
В 1930-е годы художник много и активно работал в Крыму, в том числе в Феодосии и в сельскохозяйственной коммуне «Войо ново» [«Новый путь» на языке эсперанто] под Евпаторией, входившем тогда, как и сейчас, в состав России, но на протяжении шестидесяти лет, с 1954 по 2014 годы, бывшем частью Украины, а также под Киевом (в селе Трактомиров на Приднепропровской возвышенности, ныне находящемся в Черкасской области) и на Донбассе (в Константиновке); в Государственном еврейском театре Украины в Киеве он в 1936 году оформил спектакль «Разбойник Бойтре» по пьесе расстрелянного год спустя идишского поэта, прозаика и драматурга Моисея Кульбака.

(1896–1937)
Созданные Меером Аксельродом живописные и графические произведения, а также театральные декорации, заслуженно входят, поэтому, и в историю украинского искусства. В Запорожском художественном музее хранится большое полотно М.М. Аксельрода «Красный обоз» (метр в высоту, более метра с четвертью в ширину), созданное в 1932 году.
Этим, однако, география творческой биографии М.М. Аксельрода не ограничивается. Его самая первая персональная выставка прошла в 1944 году в Алма-Ате, где художник, работавший над декорациями к знаменитому фильму «Иван Грозный», и его семья находились в эвакуации с осени 1941 года – и этим имя Аксельрода вписано и в историю искусства и музейного дела Казахстана. В Алма-Ате и поселке Яны-Курган художник создал несколько циклов работ, запечатлевших эти места. Однако еще более важно то, что именно там художником была создана впечатляющая серия из тридцати работ (все они – на бумаге или на картоне), озаглавленная «Зверства немцев» (шесть работ из серии «Немецкие зверства» были представлены на групповой выставке уже в 1942 году; в книге о художнике Георгия Федорова, изданной в 1982 году, она фигурирует под названием «Немецкая оккупация»). Эта серия имеет важное национально-историческое значение, перекликаясь со знаменитыми публицистическими статьями Ильи Эренбурга, которые в те же годы Великой Отечественной войны и Холокоста читала едва ли не вся страна. В этих работах «ощущается элемент документальности, они гневно публицистичны, – справедливо отмечал Г.А. Федоров. – Мир палачей и жертв, насилие, издевательства, расстрелы, руины, пепелища – колорит этих мрачных сюжетов почти монохромен».

Бумага, карандаш, 50x35 см

Картон, темпера, 100x80 см


Картон, темпера, 76x51 см

Картон, темпера, 74x53 см

Холст, масло, 73x93 см

Картон, темпера, 17x36 см

Бумага, гуашь, 41x53 см

идишская писательница,
переводчица
литературовед
Ривка Рубина
(1906–1987)
Насколько известно, эта серия гуашей и акварелей представляет собой единственный большой цикл о зверствах немцев и жизни и смерти под пятой нацистской оккупации, созданный крупным художником непосредственно во время войны. В Советском Союзе получили широкую известность произведения художников-фронтовиков Евсея Моисеенко, Гелия Коржева, Михаила Савицкого и других, но все они, будучи моложе Меера Аксельрода на пятнадцать – двадцать лет и более, создавали свои работы спустя годы и годы после того, как война закончилась. Этот же цикл создан непосредственно во время войны, когда еще совсем не было понятно, как именно и когда она закончится. Эти работы имеют важное значение для понимания того, как многонациональный советский народ сумел выстоять под пятой гитлеризма и, в конечном счете, внести решающий вклад в его разгром.
Как справедливо указывает искусствовед Любовь Агафонова из галереи «Веллум», готовящая в настоящее время выставку работ данного цикла, «в этих страшных полотнах отражен не только весь ужас жизни на оккупированных нацистами территории Советского Союза и “будни” Холокоста, но и массовое движение антифашистского сопротивления, героизм партизан и подпольщиков. Среди таких работ особое внимание привлекает единственный прижизненный портрет Александра Печерского».

Увидев на выставке, прошедшей в 1966 году в Москве, более двухсот пятидесяти работ Меера Аксельрода, Г. Рошаль писал (к сожалению, статья его так и не была опубликована в то время): «Горе обжигало его. Много картин пришлось мне видеть, говорящих об этих трагических и страшных лагерях … и многие, как в кинофильмах, так и в картинах, тщательно выписывая униженность людей, иногда забывают о прекрасном в людях даже в минуту их вынужденного падения. Люди картин Аксельрода человечны, красивы, очень красивы прощальной красотой предсмертной боли и муки…». Значение этого цикла выходит далеко за рамки чисто художественного собрания; это – живое свидетельство истории, обращающейся к нам, нашим мыслям, чувствам, памяти и совести.

Картон, темпера, 75x60 см
За три года, пока Минск находился под нацистской оккупацией (город был освобожден Красной Армией 3 июля 1944 года), в нем были замучены и убиты более восьмидесяти тысяч евреев. Среди убитых нацистами в Минске был и брат писателя Моисея Кульбака Исер (Исраэль). Из всего довоенного населения, составлявшего почти четверть миллиона, в городе осталось лишь 37 тысяч человек. Хотя он не родился в нем, Минск был очень важным для Меера Аксельрода городом: именно там он в 1919 году окончил реальное училище, в 1921 году впервые начал преподавать в школах рисование, тогда же приняв участие в первой групповой художественной выставке, там же он с 1925 по 1931 гг. раз в два года принимал участие в четырех Всебелорусских художественных выставках, а в 1937 году – в выставке «Белорусская ССР за 20 лет», в находившемся в Минске Белорусском государственном еврейском театре он в 1930-е годы оформил спектакли «Забастовка жнецов» З. Лева и «Тевье-Молочник» и «Менахем-Мендл» Шолом-Алейхема, и самое главное, в этом же городе жили его родители. На склоне лет, в предпоследний год жизни, давно уже живя в Москве, М.М. Аксельрод мысленно вернулся в город своей юности, создав серию работ «Воспоминания о старом Минске».
Тогда же, во второй половине 1960-х, как бы подводя итог всему своему творческому пути, Меер Аксельрод работал над серией, именуемой в литературе о художнике «Гетто», хотя название это едва ли точное: четыре работы из этой серии – «Старики, женщины, дети», «В укрытии», «Дым» и «В женском лагере», созданные в 1969 году, воспроизведены в изданном в 1993 году в Иерусалиме альбоме художника, и совершенно очевидно, что, как минимум, две последние из вышеупомянутых работ отражают действительность после гетто, когда его обитатели и обитательницы уже были депортированы в один из лагерей смерти.

Картон, темпера
Помня о гибели еврейского населения Минска, не удивляешься тому, что первая работа, озаглавленная «Женщина из гетто», была создана Меером Аксельродом еще в 1941 году. Четверть века он носил в себе эту скорбь и эту боль, пока смог излить ее в своем закатном цикле. Драматически звучащий, холодный колорит произведений несет в себе чувство глубинной скорби и протеста против жестокости фашизма. «Когда в искусство врывается поток живых страстей, настоящей любви и подлинного горя, он рушит берега норм и традиций, – писал в 1966 г. об этих работах А. Каменский. – Странное дело, но именно такие, проклинаемые различными академиями, произведения больше всего волнуют зрителей и надолго остаются в памяти людской».
Немецкая оккупация полностью разрушила тот мир, к которому по рождению принадлежал живописец, откуда начался его путь во взрослую жизнь. Перепись 1931 года насчитала в городке Молодечно, где родился Меер Аксельрод (после Первой мировой войны город отошел к Польше), чуть более двух с половиной тысяч жителей, указавших родным языком идиш (21% населения городка). Когда в 1939 году Молодечно вошло в состав Белоруссии, то численность еврейского населения города значительно выросла за счет евреевбеженцев с территории Польши, оказавшейся под немецкой оккупацией. Когда же в 1941 году и само Молодечно было оккупировано немецко-фашистскими захватчиками, то уже в июле-августе того же года около трехсот евреев были убиты; еще примерно восемьсот человек были расстреляны в начале ноября 1941 года. Заключенные-евреи, работавшие в трудовом лагере, были в июле 1943 года вывезены в находящуюся за 25 километров от Молодечно Вилейку и расстреляны там. Еще в 1942–1944 годах Меер Аксельрод создал большой цикл работ «Зверства немцев», четверть же века спустя цикл беглых эскизов и зарисовок вырос в серию «Гетто», поднимающуюся до философских вершин трагедии. А. Каменский с глубокой проницательностью увидел в людях, запечатленных в этой серии, почти иконописное «предстояние перед судьбой», отмечая их «удивительную беззащитность и вместе с тем величайшее человеческое достоинство перед лицом несчастья» (из выступления на вечере памяти М. Аксельрода в феврале 1978 г.).
Глубокой, острой болью отозвались в душе художника страдания миллионов людей: расстрелянных, сожженных, замученных в Бабьем Яру, в десятках концлагерей, в ходе «акций» в многочисленных гетто. Их памяти и посвящена серия «Немецкая оккупация». Произведения Аксельрода похожи на сбивчивые, срывающиеся на крик свидетельские показания. Он не просто пишет тесные бункеры, многоярусные нары – загоны для людей, над которыми чернеет дымящаяся труба крематория. Одна из работ так и называется – «Дым»; это самый страшный дым в мировой истории, дым сожженных заживо людей, не вписавшийся в «новый мировой порядок», который проповедовали нацисты.

Художник Меер Аксельрод, со свойственной ему обостренностью восприятия, стал свидетелем и обличителем нацизма. Эти работы и сегодня колоколом звенят, напоминая о том, как опасна и до чего может довести борьба за мировое господство, сопровождаемая верой какого-либо народа и его политических лидеров в собственную исключительность. Всматриваясь в самые темные страницы мировой истории, Меер Аксельрод обращается к потомкам с наказом ни в коем случае не допустить повторения подобных событий. Смотря на эти пронзительные произведения понимаешь, что это – наш несомненный нравственный долг.
Глава из альбома-монографии Алека Д. Эпштейна "Экспрессионизм трагедии и возрождения. Художники восточноевропейской еврейской диаспоры после Холокоста",
изданной Еврейским обществом поощрения художеств в 2019 году.