Саша Шапиро, Blueprint
Изящные черты лица, внимательный и строгий взгляд, мягкая улыбка — такой на портретах Сомова и Коровина мы видим первую русскую галеристку Надежду Добычину. Современница революций и войн, «Серебряного века» русской поэзии и авангарда, Надежда Добычина открыла первое художественное бюро в Российской Империи. Она вела переписку с Бенуа, продавала картины Гончаровой, консультировала Мосфильм «по вопросам материальной культуры прошлых эпох», имела в собственной коллекции полотна Рериха, Врубеля и Серова. За 65 лет жизни она сменила множество ролей и мест работы, но ее главное желание оставалось неизменным – создание арт-рынка, нового для страны явления.
Надежда Добычина, в девичестве Гинда-Нека Шиевна Фишман, родилась 28 октября 1884 года в небогатой еврейской семье в Орле. Девятнадцатилетней девушкой она поступает на биологические курсы в Санкт-Петербург. А оказавшись в столице (как страны, так и Серебряного века), знакомится с Николаем Кульбиным, врачом по профессии, но художником и антрепренером по призванию. Они быстро находят общий язык и начинают работать вместе: не имея художественного образования, Надежда успешно открывает выставку импрессионистов, организует лекции о новейшем искусстве и устраивает встречу московской и петербургской богемы с итальянским футуристом Филиппо Томмазо Маринетти.
Благодаря работе с Кульбиным Добычина знакомится с творческой интеллигенцией города. И набравшись опыта общения с художниками, прессой и властью, Надежда решает открыть собственное художественное бюро. Так в петербургских газетах 1912 года появилось объявление об открытии «Художественного Бюро Н.Е. Добычиной» в здании частного банка на набережной Мойки. Согласно объявлению, в бюро Добычиной предлагалось обращаться не только за «живым посредничеством между художниками и публикой», но и за «оказанием содействия по выбору и постановке театральных пьес» и вообще за предоставлением «справок по различным вопросам искусства». Здесь и проявляется то, что отличает фигуру Добычиной от меценатов вроде Морозова, Щукина или Третьяковых. Надежда не была обычным коллекционером, она стремилась к созданию пространства, которое будет открыто как для художников, так и для покупателей и зрителей. Добычина искала новый вид отношений между искусством и публикой.
Художественное бюро Добычиной стало важным местом на карте города, пространством лекций, выставок и музыкальных вечеров. С началом Первой мировой войны бюро переезжает в 10-комнатную квартиру в доме Адамини, на пересечении Марсова Поля и набережной Мойки. Четыре комнаты занимает семья Надежды, а остальные шесть используются как выставочное пространство. В 1914 Добычина открывает выставку авангардистских работ Наталии Гончаровой, двенадцать из которых, несмотря на протесты, были со скандалом изъяты властями за оскорбление религиозных чувств посетителей. Спустя год происходит очередное громкое событие: в художественном бюро открывается «Последняя футуристическая выставка картин „0,10“» с «Черным квадратом» Малевича в красном углу одной из комнат.
Было бы заблуждением считать Добычину покровительницей исключительно революционного искусства. Напротив, судя по уцелевшим сведениям о ее собственной коллекции, наибольшую склонность галеристка проявляла к художникам объединений «Мир искусства» и «Голубая роза», к акварелям и уравновешенной графике. Кандинский — автор единственной абстракции в ее собрании.
Добычина хорошо понимала, что публичная программа бюро должна быть разнообразной: галеристка открывает выставки карикатур журнала «Новый Сатирикон», художественной фотографии и современной русской живописи. Кроме того, в доме Адамини проходят музыкальные и поэтические вечера, благотворительные аукционы, читаются лекции. На 1916 год Надежда Добычина запланировала масштабный проект: урбанистическую выставку «Город-сад», экспозиция которой должна была продемонстрировать публике новые европейские системы градостроительства. Большую часть экспонатов Добычиной удалось заказать из Англии. В этом же году галеристка планировала привезти в Петербург персидское искусство, однако война и напряженная политическая ситуация внутри страны не позволили ее проектам осуществиться.
Ярким финалом в деятельности бюро Добычиной стала «Выставка финского искусства», открытая сразу после событий Февральской революции весной 1917 года — событие, которое в нынешней политической и общественной обстановке кажется требует дополнительного внимания. Тогда ее друг художник Александр Бенуа писал: «В неудобный момент открылась выставка. Сейчас положительно не до искусства, когда речь идет просто о жизни».
В далеко не праздничный Петроград привезли 273 картины и 19 скульптур 27 авторов — смотр стал единственной выставкой иностранных художников в городе. Советско-финский вооруженный конфликт начнется через год, а накануне выставки независимость Финляндской Республики была наконец признана Советом Народных Комиссаров. «Теперь, когда Финляндия свободна от чистой русской власти, — восторженно писал Горький, — с какой сердечной радостью я, русский невольный угнетатель ее свободы, могу воскликнуть: „Да здравствует Финляндия!“».
Иван Бунин вспоминал в «Окаянных днях» об открытии этой выставки: «До картин ли было нам тогда, но оказалось, что до картин. Старались, чтобы на открытии народу было как можно больше. Собрался весь Петербург... И все просто умоляли финнов послать к черту Россию и жить на собственной воле». На вернисаж тогда пришли Павел Милюков, Владимир Набоков, Александр Керенский, Федор Родичев, оркестр играл «Марсельезу», а художник Константин Сомов назвал этот день «фантастическим».
В 1919 году послереволюционная эйфория прошла, а Художественное бюро все-таки закрылось. В новых обстоятельствах Добычина по-прежнему была погружена в работу: она организовывала концерты классической музыки, вместе с Иваном Пуни открыла выставку с работами Малевича, Филонова и Татлина к 15-летию Октября, упорядочивала хранилища и фонды Русского музея. Она переехала в Москву, где начала работать в Музее революции. Несмотря на это, Добычина так и не стала правильной советской гражданкой: в одном из частных писем она иронизирует над картинами, написанными по «заветам марксизма». В 20-х годах она подумывала об эмиграции во Францию, куда перебрались многие ее друзья, но так и не решилась уехать.
Открывая бюро или работая с архивами, Надежда искала новые способы взаимодействия с искусством и всегда стремилась сократить дистанцию между художником и зрителем. Пожалуй это, а не лояльность по отношению к новой власти, послужило главной причиной ее работы в Музее революции. Пережив крушение привычной реальности, голод и лишения войны, Добычина оказалась окружена неблизким ей соцреализмом, но продолжила работу в музейных архивах с полотнами тех, кого знала еще в другой, дореволюционной жизни. Арт-рынок — увидеть (если не создать) который стремилась Надежда Добычина — появится в России уже после ее смерти.
