Художник, обожженный горем: Меер Аксельрод до и после "Немецкой оккупации"

Меер Аксельрод сформировался как художник и прожил большую часть жизни в России. Видный искусствовед Григорий Островский (1929– 2007), пожалуй, наиболее точно определил тот творческий контекст, в рамках которого правильнее всего рассматривать и изучать искусство этого художника: «В 1920-х годах на арену выходит новое поколение художников еврейской диаспоры в России: М. Горшман, А. Лабас, Х. Шехтман, С. Юдовин, М. Юдовин, М. Фрадкин, Г. Кравцов, С. Шор, позднее – З. Толкачев, А. Каплан и другие. Значительное, самобытное место среди них занимал Меер Аксельрод. На смену бунтарям-ниспровергателям пришли традиционалисты, превыше всего ценившие, с одной стороны, духовный и эстетический опыт, накопленный в местечках (в широком смысле понятия), а с другой – испытанный веками профессионализм, культуру живописи, рисунка, пластики». Неслучайно, что двое первых названных Г.С. Островским художников – Михаил (Мендель) Горшман (1902–1972) и Александр Лабас (1900–1983) – вместе провели в 1966 году в залах Московского отделения Союза художников на Кузнецком мосту выставку, оказавшейся самой представительной прижизненной экспозицией работ Меера Аксельрода.

Хотя выставка эта не была персональной, М.М. Аксельроду удалось показать зрителям две с половиной сотни своих работ. Однако, как справедливо отмечал в посвященной этой выставке статье, опубликованной 28 октября 1966 года в «Литературной России» выдающийся поэт Борис Слуцкий, «это малая, даже не десятая, даже не двадцатая часть сотворенного и творимого талантливым художником». Работы из цикла «Зверства немцев» показаны тогда не были… К сожалению, на самой большой выставке, на которой были представлены произведения Меера Аксельрода (в феврале 2006 года целый этаж одного из своих зданий под работы этого художника предоставил знаменитый Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина на Волхонке), ни одна из тридцати работ цикла «Немецкая оккупация» не экспонировалась. Не были представлены эти работы и на выставке, прошедшей в галерее «Проун» в Центре современного искусства «Винзавод» осенью 2010 года, вследствие чего они практически не известны даже специалистам, с чем никак нельзя смириться. Фактически, они были впервые показаны на выставке, прошедшей в Витебске в январе – феврале 2018 года.

Молодечно, где родился художник, находилось под немецкой оккупацией с 26 июня 1941 по 5 июля 1944 года; в северо-восточной части города был создан концентрационный лагерь «Шталаг 342», на территории которого погибло более тридцати трех тысяч человек. Достоверно неизвестно ни количество местных жителей, ни евреев среди них; жертвами немецко-фашистских захватчиков становились советские люди разных национальностей. Непосредственным свидетелем гибели своих земляков Меер Аксельрод не был, однако думы об их трагической судьбе не покидали его. В первые недели Великой Отечественной войны он работал в «Окнах ТАСС», где, естественно, видел репортажи о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков.

По свидетельству дочери художника поэтессы Елены Аксельрод, в поезде, в котором она с отцом и матерью, писательницей Ревеккой Рубиной, на протяжении трех месяцев добиралась в эвакуацию – через Урал, Сибирь и Северный Казахстан – было немало беженцев из Польши, страшные рассказы которых о злодеяниях нацистов и их пособников невозможно было забыть. По словам дочери художника, «с польскими евреями, бежавшими из оккупированной Польши, отсидевших или еще не отсидевших в советских тюрьмах, моих родителей надолго связала дружба». Эти люди рассказали Аксельроду всё, что видели, чему непосредственно были свидетелями: о расстрелах, изнасилованиях, акциях уничтожения, виселицах... Именно этим объясняется пронзительная, почти документальная сила воздействия работ этой серии на зрителя.

Видный искусствовед Юрий Герчук (1926–2014) справедливо указывал, что «в творчестве Аксельрода определенно господствовало волевое начало, а в ранние годы и отчетливо экспрессивное. Но с годами заметно усиливались у него живописные тенденции, стремление строить пространство и форму цветом, всегда плотным, но сложно и тонко нюансированным. Позднее, в 1945 году, он как-то сказал, что “живопись должна быть музыкой. Тогда лишь напишешь мотив, когда можешь его как бы спеть”». Эти слова неслучайно были сказаны именно в 1945 году; Меер Аксельрод не был композитором, но цикл «Зверства немцев» – это именно его живописный Реквием по невинно убиенным, по тем, кого уже невозможно спасти, но можно лишь оплакивать. У него не было не то, что холстов – не было картона, не было даже бумаги, и некоторые из работ созданы буквально на газетных страницах, на обороте речей Сталина и приказов Ставки Верховного главнокомандования… Художник создавал эти работы не потому, что мог их нарисовать, а потому, что не мог не сделать этого, в каких бы стесненных бытовых и материальных условиях он ни находился…
Насколько известно, эта серия гуашей и акварелей представляет собой единственный большой цикл о зверствах немцев и жизни и смерти под пятой нацистской оккупации, созданный крупным художником непосредственно во время войны. В Советском Союзе получили широкую известность произведения художников-фронтовиков Евсея Моисеенко, Гелия Коржева, Михаила Савицкого и других, но все они, будучи моложе Меера Аксельрода на пятнадцать – двадцать лет и более, создавали свои работы спустя годы и годы после того, как война закончилась. Этот же цикл создан непосредственно во время войны, когда еще совсем не было понятно, как именно и когда она закончится. Эти работы имеют важное значение для понимания того, как многонациональный советский народ сумел выстоять под пятой гитлеризма и, в конечном счете, внести решающий вклад в его разгром.
Как справедливо указывает искусствовед Любовь Агафонова из галереи «Веллум», готовящая в настоящее время выставку работ данного цикла, «в этих страшных полотнах отражен не только весь ужас жизни на оккупированных нацистами территории Советского Союза и “будни” Холокоста, но и массовое движение антифашистского сопротивления, героизм партизан и подпольщиков. Среди таких работ особое внимание привлекает единственный прижизненный портрет Александра Печерского».

Картон, темпера, 81x61 см Портрет Александра Ароновича Печерского (1909–1990) – человека беспримерной храбрости, руководителя восстания в лагере смерти Собибор, недавно посмертно награжденного президентом России Орденом мужества, Меер Аксельрод создал незадолго до своей кончины, в 1969 году, т.е. почти четверть века спустя после окончания войны. Однако о людях, боровшихся с нацистскими оккупантами, даже имея лишь минимальные шансы на выживание, М.М. Аксельрод думал и в 1940-е годы. Именно его рисунок тушью помещен на переплете книги Григория Давидовича Смоляра (1905– 1993) «Из Минского гетто», опубликованной в Москве в 1946 году на языке идиш, а спустя год – и по-русски под заголовком «Мстители гетто». Эта книга – один из редчайших примеров документальной литературы о борцахподпольщиках, успевших быть изданной в короткий – всего три года! – период между окончанием Великой Отечественной войны и началом борьбы с так называемыми «безродными космополитами». Неслучайно в восьмом томе вышедшей в Иерусалиме «Еврейской Энциклопедии» указывалось, что «многие десятилетия она была единственной советской книгой на русском языке о еврейском антинацистском сопротивлении». Меер Аксельрод сделал несколько различных эскизов для оформления обложки этой книги, и жаль, что то, что не попало на переплет, не было репродуцировано в тексте – и потому так и остается неизвестным до настоящего времени даже специалистам. В 1958 году М.М. Аксельрод иллюстрировал книгу М.А. Лева «Партизанские тропы», в которой рассказывалось о плене, концлагере, побеге и сопротивлении нацистам. Подлинники иллюстраций и эскизов обложек к этой книге до сих пор тоже никогда не выставлялись.
Увидев на выставке, прошедшей в 1966 году в Москве, более двухсот пятидесяти работ Меера Аксельрода, Г. Рошаль писал (к сожалению, статья его так и не была опубликована в то время): «Горе обжигало его. Много картин пришлось мне видеть, говорящих об этих трагических и страшных лагерях … и многие, как в кинофильмах, так и в картинах, тщательно выписывая униженность людей, иногда забывают о прекрасном в людях даже в минуту их вынужденного падения. Люди картин Аксельрода человечны, красивы, очень красивы прощальной красотой предсмертной боли и муки…». Значение этого цикла выходит далеко за рамки чисто художественного собрания; это – живое свидетельство истории, обращающейся к нам, нашим мыслям, чувствам, памяти и совести.

Горе, действительно, обжигало его: меньше чем за два года он потерял младшего брата, писавшего на языке идиш поэта Зелика Аксельрода (1904– 1941), друзей-художников Якова Аптера (1899–1941), Льва Зевина (1903–1942), Арона Кравцова (1896–1942)… Никто из них не был в гетто или концлагерях, но если бы не нападение нацистской Германии на Советский Союз, все они были бы живы – не только трое друзей-художников, погибших на фронте в рядах народного ополчения, но и арестованный в Минске органами НКВД брат. Неизвестно, как сложилась бы его судьба, но расстрелян он был без всякого приговора (даже сугубо формального) исключительно потому, что в связи с быстрым продвижением немецких войск к Минску тюрьму в авральном порядке ликвидировали. Из Минска, который немцы захватили менее чем через неделю после нападения на Советский Союз, уже 28 июня, тогда бежало всё республиканское руководство во главе с первым секретарем ЦК Белорусской компартии Пантелеймоном Пономаренко, и как ни старался Меер найти брата и вызволить его, обращаться было, по сути, уже некуда и не к кому.
За три года, пока Минск находился под нацистской оккупацией (город был освобожден Красной Армией 3 июля 1944 года), в нем были замучены и убиты более восьмидесяти тысяч евреев. Среди убитых нацистами в Минске был и брат писателя Моисея Кульбака Исер (Исраэль). Из всего довоенного населения, составлявшего почти четверть миллиона, в городе осталось лишь 37 тысяч человек. Хотя он не родился в нем, Минск был очень важным для Меера Аксельрода городом: именно там он в 1919 году окончил реальное училище, в 1921 году впервые начал преподавать в школах рисование, тогда же приняв участие в первой групповой художественной выставке, там же он с 1925 по 1931 гг. раз в два года принимал участие в четырех Всебелорусских художественных выставках, а в 1937 году – в выставке «Белорусская ССР за 20 лет», в находившемся в Минске Белорусском государственном еврейском театре он в 1930-е годы оформил спектакли «Забастовка жнецов» З. Лева и «Тевье-Молочник» и «Менахем-Мендл» Шолом-Алейхема, и самое главное, в этом же городе жили его родители. На склоне лет, в предпоследний год жизни, давно уже живя в Москве, М.М. Аксельрод мысленно вернулся в город своей юности, создав серию работ «Воспоминания о старом Минске».
Тогда же, во второй половине 1960-х, как бы подводя итог всему своему творческому пути, Меер Аксельрод работал над серией, именуемой в литературе о художнике «Гетто», хотя название это едва ли точное: четыре работы из этой серии – «Старики, женщины, дети», «В укрытии», «Дым» и «В женском лагере», созданные в 1969 году, воспроизведены в изданном в 1993 году в Иерусалиме альбоме художника, и совершенно очевидно, что, как минимум, две последние из вышеупомянутых работ отражают действительность после гетто, когда его обитатели и обитательницы уже были депортированы в один из лагерей смерти.

Те, кто видели фильм Андрея Кончаловского «Рай», действие которого происходит в Треблинке, не могли не обратить внимание на то, насколько эта кинолента перекликается с картиной Меера Аксельрода, на которой женщины теснятся на двухъярусных нарах. В целом название «Немецкая оккупация», конечно, несравнимо точнее передает содержание этих работ.
Помня о гибели еврейского населения Минска, не удивляешься тому, что первая работа, озаглавленная «Женщина из гетто», была создана Меером Аксельродом еще в 1941 году. Четверть века он носил в себе эту скорбь и эту боль, пока смог излить ее в своем закатном цикле. Драматически звучащий, холодный колорит произведений несет в себе чувство глубинной скорби и протеста против жестокости фашизма. «Когда в искусство врывается поток живых страстей, настоящей любви и подлинного горя, он рушит берега норм и традиций, – писал в 1966 г. об этих работах А. Каменский. – Странное дело, но именно такие, проклинаемые различными академиями, произведения больше всего волнуют зрителей и надолго остаются в памяти людской».
Немецкая оккупация полностью разрушила тот мир, к которому по рождению принадлежал живописец, откуда начался его путь во взрослую жизнь. Перепись 1931 года насчитала в городке Молодечно, где родился Меер Аксельрод (после Первой мировой войны город отошел к Польше), чуть более двух с половиной тысяч жителей, указавших родным языком идиш (21% населения городка). Когда в 1939 году Молодечно вошло в состав Белоруссии, то численность еврейского населения города значительно выросла за счет евреевбеженцев с территории Польши, оказавшейся под немецкой оккупацией. Когда же в 1941 году и само Молодечно было оккупировано немецко-фашистскими захватчиками, то уже в июле-августе того же года около трехсот евреев были убиты; еще примерно восемьсот человек были расстреляны в начале ноября 1941 года. Заключенные-евреи, работавшие в трудовом лагере, были в июле 1943 года вывезены в находящуюся за 25 километров от Молодечно Вилейку и расстреляны там. Еще в 1942–1944 годах Меер Аксельрод создал большой цикл работ «Зверства немцев», четверть же века спустя цикл беглых эскизов и зарисовок вырос в серию «Гетто», поднимающуюся до философских вершин трагедии. А. Каменский с глубокой проницательностью увидел в людях, запечатленных в этой серии, почти иконописное «предстояние перед судьбой», отмечая их «удивительную беззащитность и вместе с тем величайшее человеческое достоинство перед лицом несчастья» (из выступления на вечере памяти М. Аксельрода в феврале 1978 г.).
Глубокой, острой болью отозвались в душе художника страдания миллионов людей: расстрелянных, сожженных, замученных в Бабьем Яру, в десятках концлагерей, в ходе «акций» в многочисленных гетто. Их памяти и посвящена серия «Немецкая оккупация». Произведения Аксельрода похожи на сбивчивые, срывающиеся на крик свидетельские показания. Он не просто пишет тесные бункеры, многоярусные нары – загоны для людей, над которыми чернеет дымящаяся труба крематория. Одна из работ так и называется – «Дым»; это самый страшный дым в мировой истории, дым сожженных заживо людей, не вписавшийся в «новый мировой порядок», который проповедовали нацисты.

Фигуры людей резко очерчены, художник побуждает зрителей вглядеться в лицо каждого идущего к смерти человека, доживающего свои самые последние минуты перед тем, как погибнуть и превратиться в дым. С точки зрения истории Холокоста и еврейского героизма, это работы огромного национального и общечеловеческого значения. Сложно представить себе лучшее издание легендарной «Черной книги», подготовленной Василием Гроссмана и Ильей Эренбургом, чем иллюстрированное репродукциями этих пронзительных работ. Очень хочется верить, что такое издание будет издано, причем большим тиражом, ибо мало какие книги и картины были настолько в прямом смысле слова написаны кровью людской, как эти.
Художник Меер Аксельрод, со свойственной ему обостренностью восприятия, стал свидетелем и обличителем нацизма. Эти работы и сегодня колоколом звенят, напоминая о том, как опасна и до чего может довести борьба за мировое господство, сопровождаемая верой какого-либо народа и его политических лидеров в собственную исключительность. Всматриваясь в самые темные страницы мировой истории, Меер Аксельрод обращается к потомкам с наказом ни в коем случае не допустить повторения подобных событий. Смотря на эти пронзительные произведения понимаешь, что это – наш несомненный нравственный долг.