Алек Д. Эпштейн, «Я-Тора»
Многие столетия до изобретения фотографии и кинематографа и христиане, и иудеи Святую землю могли лишь рисовать в своем воображении или лично отправиться в паломническое путешествие. Иногда на помощь приходили художники. Первый большой альбом пейзажей, позволивший европейцам и американцам представить, как на самом деле выглядит Святая земля, создал посетивший эту страну в 1839 году шотландский живописец Дэвид Робертс (1796–1864). Своих художников в Палестине/Эрец-Исраэль не было. До создания в 1906 году в Иерусалиме художественной школы «Бецалель» города, дороги и природу Эрец-Исраэль запечатлевали исключительно иностранные художники. Путешествие в Святую землю было сопряжено с большими трудностями и опасностями, но эти люди все же выполняли свою духовную, паломническую и художественную миссию.
Продолжателем именно этой традиции художников-паломников был Зома Байтлер. Он родился 3 апреля 1908 г. в г. Ковно (ныне – Каунас) в Российской империи и еще в детстве начал учиться рисовать. В возрасте девятнадцати лет он покинул Литву и через Буэнос-Айрес добрался до Монтевидео. Многие помнят, что первый в истории чемпионат мира по футболу прошел в Уругвае в июле 1930 года (кстати, сборная Уругвая выиграла чемпионат, обыграв в полуфинале команду Югославии, а в финале – Аргентины). Менее известен тот факт, что в Уругвае во второй половине 1920-х годов побывали видные деятели культуры, среди которых были выдающийся кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, автор первого манифеста футуризма итальянский поэт Филиппо Томмазо Маринетти, пионер архитектурного модернизма Ле Корбюзье и другие. В самом Монтевидео существовала значимая прослойка интеллигенции, частью которой стал и Зома Байтлер. Зарабатывая на жизнь наборщиком в типографии, в вечерние часы и в выходные дни он продолжал рисовать. Уже через несколько лет, в 1931 году, его работы были включены в экспозицию Свободного салона художников в Монтевидео. В 1937 г. он получил четвертую и в 1938 г. – третью премию Национального салона изящных искусств: его искусство обретало признание.
Начав с чистого импрессионизма, Зома Байтлер в последующие годы двигался в сторону постимпрессионизма, экспрессионизма и кубизма, не останавливаясь в своем творческом развитии даже в весьма зрелом возрасте. При этом верность фигуративной живописи он сохранял всегда, каким бы нападкам ни подвергалось изобразительное искусство со стороны всевозможных ниспровергателей. Зома Байтлер не совершил прорывных переворотов в искусстве, но многим зрителям, уставшим от всевозможных вариантов абстракционизма, его лиричные, прочувствованные пейзажи и натюрморты дарили гармонию и вдохновение.
Начиная с 1949 года, когда его работы были впервые выставлены на Осеннем салоне в Париже, Зома Байтлер совершает длительные поездки во Францию и другие страны Европы. В послевоенные годы Зома Байтлер становится одним из ведущих уругвайских живописцев. В 1948, 1949 и 1950 гг. он получил вторую, а в 1951 – первую премию Национального салона изящных искусств. В 1961 г. ему была вручена премия Посольства Аргентины, а в 1962 г. – Senator Chamber Prize на Национальном художественном конкурсе. Коллекционеры и коммерческие структуры (Mercantil Bank в Ривере и Panamericano Bank в Монтевидео и т.д.) приобретали его работы. Кроме того, по заказу различных организаций художник выполнил ряд мозаичных панно.
Еврейское государство Зома Байтлер впервые посетил в 1952 г., а спустя одиннадцать лет приехал сюда всерьез и надолго. Отработав четырехлетнюю каденцию в статусе атташе по вопросам культуры в составе дипломатической миссии Уругвая с 1963 по 1967 гг., он спустя три года вернулся в Израиль и оставался в той же должности с 1970 по 1974 гг. Все эти годы он продолжал много рисовать и выставляться: его прибытие в Израиль в 1963 г. ознаменовалось выставкой в Израильском музее в Иерусалиме, а окончательный отъезд в 1974 г. – экспозицией в Тель-Авивском художественном музее.
Хотя все годы своего пребывания в Израиле Зома Байтлер жил и работал в квартире в центре Тель-Авива, рисовал он преимущественно Иерусалим. К сожалению, каталога работ, созданных им в эти годы, не существует, но через израильские галереи и аукционы прошли десятки его картин с пейзажами Иерусалима. В эти работы радостно всматриваться вновь и вновь, узнавая Вечный город как с хрестоматийно знакомых, так и с менее привычных сторон.
На картине «В окрестностях Иерусалима» из сочных и щедрых мазков рождается образ высокого дерева при дороге. Его сильные корни прочно вросли в оранжево-бурую песчаную почву, на которой прохладной бирюзой виднеется скупая зелень. К Иерусалиму ведет белая песчаная тропинка, отчетливо сияющая среди бурых холмов и уступов на заднем плане, спускаясь и поднимаясь вновь. За могучей сине-зеленой кроной дерева белеют вдали силуэты вечного города: величественные купола, башни, колонны и своды древнего города, поднимающиеся ввысь, исполненные серебристого сияния и очерченные лазурными линиями-контурами. Далекие дома и улицы поднимаются на холме, но остаются видимыми, вопреки земным законам перспективы: неприступные, нерушимые, почти нерукотворные. И могучее дерево, овеянное ветрами столетий, окруженное молодой рощей, ограждает город от дыхания алчных ветров и осеняет дорогу каждому путнику; оно кажется диковинным привратником древнего города, его заступником – таким же древним и священным, как святыни Иерусалима.
На картине «В гостиной. Натюрморт с видом Иерусалима», созданной в 1982 г. и проданной на аукционе «Christie’s» в Лондоне в 2011 г., изображен стол с двумя вазами: в одной лежат фрукты, в другой стоят цветы, а между ними – тарелка с рыбой, рядом – лимон и яблоки. Над столом – окно с широко распахнутыми ставнями, за которым – ночной город, озаренный магическим светом полуночной Луны. Вся картина решена в самобытной кубистской манере, которая сочетается с выдержанной, лаконичной палитрой, в которой есть место лишь золотому небесному свету, серебристым бликам и непроницаемым черным теням. Все образы, предметы, блики и цветовые переходы на холсте переданы четкими, порой даже острыми геометрическими штрихами, линиями и формами; все это вписано в строгие плоскости, и вместе с тем – формы свободны и не ограничены условностями, их изломы и пересечения друг с другом подчиняются одному лишь динамичному ритму полотна и его палитры. Бледно-желтая Луна переливается шестигранной призмой над куполами города, чьи храмы и здания, преломляясь, как в гранях кристалла, то погружаются в тень, то вспыхивают искрами, оттеняя пустоту окон. Холодные лучи падают серебристыми колючими бликами на стекло вазы и на поверхность стола, а цветы загораются холодным золотом, и их лепестки, подчеркнутые черной тенью, напоминают озаренный солнцем витраж, образ, сотканный из осколков. Здесь нет людей, нет движения – и вместе с тем картина исполнена удивительного внутреннего динамизма: она вся выстроена на игре пронзительных лучей и отсветов, прорывающихся сквозь угольную мглу ночи, чтобы вырвать из тьмы формы и линии – и привычные образы приобретают в этом мистическом блеске какое-то нездешнее, неземное звучание, и пейзаж Иерусалима за окном превращается в мистическое видение, исполненное непостижимого магнетизма, завораживающее и покоряющее зрителя. Зома Байтлер создал немало изумительных натюрмортов, главные действующие лица которых – букеты цветов, однако именно сочетание натюрморта и иерусалимского пейзажа позволило мастеру соединить будничное и сакральное так, что эту восхитительную работу просто невозможно забыть.
Зома Байтлер писал в Израиле не только иерусалимские пейзажи. На сравнительно небольшой картине «Тивериадское озеро» запечатлена синева водной глади, обрамленная песчаными берегами. На ближнем берегу, прямо перед зрителем, посреди иссиня-серой зелени пустынных кустарников и поднимающихся к пасмурно-охристому небу ровными стрелами кипарисов, на возвышении стоит старый дом. У дома мощный каменный фундамент, подобный скале, прочно вросший в землю за сотни лет, свидетелем которых он стал на берегу библейского озера. По небу неторопливо парят белесые облака, и их вершины отражают свет заходящего солнца. Вся картина написана в мягкой вечерней гамме: побеги зеленовато-желтой травы смешиваются с багровыми пятнами глинистого песка на берегу, жесткие темно-синие, доходящие до коричневой тени листья кустарников гармонично контрастируют с проблесками живой, сочной зелени в кронах кипарисов. Сумеречные голубоватые тени играют на стенах дома вместе с розово-коричневыми, бежево-золотистыми бликами, отражающими последние закатные лучи над горизонтом. Эти гаснущие на глазах краски заката доносят до зрителя умиротворенное дыхание летнего вечера и легкую прохладу, веющую с озера. И кажется, что теряющие свой дневной блеск цвета и оттенки готовят зрителя к палитре сумерек и грядущих сновидений, где привычные образы и краски померкнут, чтобы переродиться и предстать в воображении в ином, еще более впечатляющем обличье.
Во время пребывания Зомы Байтлера в Израиле география его выставок и экспозиций неуклонно расширялась; так, в 1974 г. выставки его работ были организованы в Южно-Африканской республике; в 1975 г. уругвайская Национальная комиссия по вопросам искусства избрала его в качестве представителя Уругвая на биеннале в Сан-Паулу (Бразилия); в 1976 г. две его выставки прошли в Аргентине. В 1978 г. в Национальном музее изобразительных искусств в Уругвае прошла ретроспективная выставка, на которой были представлены более сотни его произведений и к которой был издан монографический альбом на английском и испанском языках, посвященный его творчеству.
Зомы Байтлер скончался в Монтевидео 26 июня 1994 г. В израильских музеях и частных собраниях бережно хранятся десятки произведений Зомы Байтлера, созданных им за семь лет, проведенных в еврейском государстве. В музеях, галереях и коллекциях разных стран ценители искусства глазами Зомы Байтлера видят Израиль: города, долины, моря и пустыни. Израильские работы уругвайского дипломата попадали на первоклассные аукционы. В ретроспективе очевидно, что он не столько представлял Уругвай в Израиле, сколько был послом Земли Израиля в мировом искусстве.
