Михаил Горбан. Серия "Гнёзда"Заходило солнце. Мальчишка, усевшись по-турецки под теплой липой, перебирал камешки. Его смышленое личико с красивым овалом глаз, тонкими чертами лица, изображало крайнее напряжение. Он даже высунул язык и облизывал губы, как всегда делал, когда был занят серьезным и важным делом. Руки его – тоже тонкие, с красивыми длинными пальцами – ловко перебирали цветные камешки, а глаза бегали от усердия и блестели. В них отливался свет камней.
Он любил собирать, раскладывать маленькие камешки, составлять из них фигурки людей и животных, деревьев, цветов, листьев. Камешки были разных форм и цветов. Ими можно было рисовать картины - настоящие, живые. Вот великолепные, древние горы. Они равнодушно смотрят на людей, которые суетливо копошатся у их подножья. Вот проскочил конь, воздушный, сильный. А здесь проплыло и исчезло облако - его нещадно выжгло солнце.
Мальчик погружался в этот выдуманный мир, который жил по его законам. Через несколько лет на смену камешкам придут кисти и краски, а рисовать он будет не на пыльной земле, а на чистом холсте. Этот мальчик – мой сегодняшний собеседник, художник Михаил Горбан.
- Миша, как вы стали художником?
- Я начал рисовать с пеленок. Мама рассказывала, что сколько помнит меня, я любой предмет превращал в кисточку и начинал рисовать. Это тяга, это даже болезнь. Постоянное желание что-то объяснить с помощью своих работ, оно не проходит, и я надеюсь, что не пройдет. - Но у вас в семье не было художников?
- Нет, о чем вы! Я родился в селе Дзыговка Винницкой области, это было настоящее еврейское местечко. Такое местечко, как описано в рассказах Шолом-Алейхема. Все евреи получали клички. Мы, например, получили кличку "Горбатые" из-за фамилии. А другой сосед получил кличку "Мети де гой", потому что его дочь вышла замуж за русского. Я вообще был очень любопытный мальчик, все подмечал. У меня был очень острый взгляд и язык, кстати, тоже. - И как ваши родители поняли, что такого всесторонне одаренного мальчика нужно развивать?
- Мои родители, притом что были людьми простыми, понимали, что в деревне из меня ничего толком не выйдет. Бабушка вообще была против всяких художеств. Потому что единственный художник, которого она в жизни видела, был местный пьяница, который малевал лозунги "Мы идем к коммунизму!" Она считала, что так и выглядит большой художник. Но родители все-таки решили переехать в город, где будут кружки, школы. Где будет возможность рисовать. Так мы переехали в Кишинев, где я пошел в настоящую художественную школу.
Михаил Горбан."Подсолнухи". Дань уважения Ван Гогу
- А кто из художников того времени оказал на вас наибольшее влияние?
- Мне повезло. Я закончил заочно полиграфическое отделение Графического института во Львове. В те годы огромное влияние оказывали преподаватели. Они для нас, молодых художников, были как полубоги. Поэтому по окончании этого института выходили маленькие моисеенки, маленькие мыльниковы (известнейшие художники того времени). Мне этого удалось избежать. У меня не было божков, и это дало мне возможность самому развиваться и сохранило мое индивидуальность. - А как вы вообще воспринимаете красоту? У меня, например, мурашки по телу идут. А у вас?
- А я падаю в обморок. Я помню, как папа повел меня в тринадцать лет в Третьяковскую галерею. Для меня это был абсолютный шок. Я понял, что можно делать не только так, как я видел на плакатах "Слава КПСС!", но и по-другому. Огромное впечатление произвел на меня Суриков. Я увидел впервые его работу "Утро стрелецкой казни", а потом уже очнулся на полу, когда папа бил меня по щекам. Такое потрясение я испытал, увидев это полотно, что я не справился с эмоциями и потерял сознание. - А это правда, что ваша работа висела в Эрмитаже?
- Правда. В конце 80-х годов музей Эрмитаж и другие крупнейшие музеи Европы провели объединенную выставку. Об этой выставке шел разговор несколько лет. Ее назвали "Мир и война". Решено было впервые вывести из Третьяковской галереи "Троицу" Андрея Рублева. Это была целая операция, потому что нужно было обеспечить перевозку, страховку, безопасность этих бесценных произведений. Очень сложная была процедура. Я могу с гордостью сказать, на расстоянии трех шагов от рублевской "Троицы" я специально замерял, висел мой триптих. Мне было 28 лет, и для меня это была огромная гордость и радость. А потом эти работы висели месяц в Эрмитаже. После этого было решено приобрести их для того, чтобы представлять советское искусство. Мои работы висели в лучших музеях мира.
Михаил Горбан. "Весна моей земли"
- А что вы испытываете, когда вам говорят: мы тут по Лувру ходили, на тебя, Миша, наткнулись…
- В 28 лет я испытывал огромную гордость. Мы с женой ходили, как два петуха, рядом с этими работами, думали, что все только на нас и смотрят. Ждали аплодисментов, но ничего такого не произошло. На самом деле, мне было чрезвычайно важно, что меня, наконец, заметили и оценили. Путь наверх у меня был непростым. - Почему?
- Лет с двадцати я начал участвовать в выставках. Меня везде пинали, толкали. Но это один из тех путей, который должен пройти любой художник. Он должен уметь воспринимать критику, уметь держать удар. Но мне пришлось пережить не только дружеские пинки. А настоящую травлю. - Как это было?
- Тогда существовала система, при которой разрешалось дорасти до определенного уровня. Но когда человек перешагивал через этот уровень и начинал предъявлять серьезные претензии, его тут же ставили на место. Мой успех и дальнейшее включение в список стипендиатов Союза художников СССР, был воспринят в Молдавии крайне негативно. Было собрано открытое партийное собрание, меня вызвали и подвергли обструкции. Выступали председатель Союза художников и секретарь Парторганизации, обвиняли меня в том, что я по блату был включен в этот список, что меня кто-то тянет, за мной кто-то стоит. В общем, только к концу собрания я начал понимать, о чем они вообще говорят. Настолько я был поражен этим, что люди, которые фактически были руководителями молдавского Союза художников, обвиняют меня в каких-то несуществующих грехах. - И чем закончилась эта история?
- А закончилась она тем, что я бросил свой билет члена Молодежного союза художников Молдавии и сказал, что мне больше не о чем разговаривать с этими людьми. К счастью, наступили девяностые годы, и мы благополучно уехали в Израиль.
Михаил Горбан. Серия "Механизмы"
- А где было сложнее пробиваться наверх: в Израиле или в Советском Союзе?
- О чем вы говорите! Я прошел такую школу в Советском Союзе, что мне уже было ничего не страшно. Мы поселились в Петах-Тикве, а на второй день вышли с женой из дома и спросили: где Тель-Авив? Нам показали, в какую сторону идти. Ну, мы и пошли пешком в Тель-Авив, потому что денег на автобус у нас не было. Был прекрасный осенний солнечный день, и мы отправились в путь. Мы пошли в центр города, где находились картинные галереи. У меня были с собой фотографии моих работ, я был хорошо подготовлен. - И что вам сказали?
- Посмотрели, сказали "вери найс". И мы пошли дальше. Так мы ходили долго, обходили эти галереи раз за разом. Пока, наконец, случайно мы не наткнулись на хозяина галереи, а не на продавца. Он посмотрел, заинтересовался и предложил провести выставку. В первый же вечер было куплено все, за исключением двух работ, которые успел для себя отложить сам хозяин галереи. И так я стал сотрудничать с галереями, устраивать выставки.
Михаил Горбан. Серия "Фрески нашей памяти"
- А как вы думаете, что делает художника интересным зрителю?
- Он должен быть интересен сам себе, в первую очередь. Когда я пишу картину и она мне нравится, я знаю, что она понравится и близким мне по духу людям. Зритель ищет художника, который ему нравится. Ко мне в мастерскую может прийти человек, посмотреть мои работы, сказать: большое спасибо. И уйти. Я ему не нравлюсь. - Вы спокойно к этому относитесь?
- Конечно. У человека есть право выбора. Я тоже иногда начинаю смотреть фильм, и он мне не нравится. Я смотрю первые пять минут, а потом, если мне не подходит, просто переключаю канал. - Но наш фильм "61-й альбом" вы, надеюсь, посмотрели?
- Конечно, с удовольствием. - А почему у вас на каждой картине есть шарик?
- Шарик – это мой фирменный знак. Он символизирует те шарики, с которыми я когда-то играл, будучи ребенком.
С Михаилом мы провели несколько часов. Рассматривали картины, говорили об искусстве, обсуждали, спорили. Наша встреча происходила за чашкой ароматного зеленого чая и порцией домашнего яблочного пирога. Рецепт его можно посмотреть здесь.
