Бар-мицва в 31 год и хупа в петербургской Синагоге: потомок евреев, бежавших из России в Америку, нашел в Петербурге художественные знания, осознание своего еврейства и... жену. С художником и скульптором Джеймсом Сондоу мы встретились на его выставке в Санкт-Петербургской Академии художеств. Его предки некогда бежали из Российской империи из-за погромов; а сам он вернулся в Россию, чтобы найти здесь свою любовь и в полной мере осознать себя евреем. Об этом с Джеймсом Сондоу, художником из Нью-Йорка, закончившим с отличием петербургскую Академию художеств и стоявшим под хупой в Большой Хоральной Синагоге Петербурга, беседовал корреспондент Jeps.ru Елена Янкелевич.
В этой школе преподавали русские профессора, и именно там Джеймс познакомился с академической школой живописи. Молодой художник делал большие успехи, и ему предложили продолжить совершенствоваться в России – в летней школе Академии художеств имени Репина.
«Я тут же согласился, – вспоминает Сондоу судьбоносное для него решение. – Меня привлекали не только высокое качество академической подготовки, но и, конечно, невероятная красота петербургских белых ночей. Несмотря на языковой барьер, я поступил на подготовительные курсы и оказался на факультете скульптуры петербургской Академии художеств».
div>
Как говорит Джеймс, для него важно, что он, американец, так пропитался русским искусством, фактически слился с ним.
«Я ощущаю себя частью живой традиции, которая передавалась из поколения в поколение с момента основания на берегах Невы Академии художеств. Развивая свою идентичность как современный американский скульптор с русско-еврейскими корнями, я погрузился в глубокие воды классической академической школы. Хочу сохранить эти знанию и поделиться ими с другими, в том числе в США».
После успешного окончания Академии Джеймс Сондоу создал собственную программу обучения на основе русской академической традиции. Он преподавал рисунок и скульптуру в Академии изящных искусств Нью-Йорка, в Вашингтоне, в Юте и Италии. Рисунки и скульптуры Сондоу выставлялись в Нью-Йорке, Юте и Санкт-Петербурге. Среди его наград – медаль славы, полученная им в 2013 году на Национальном конкурсе скульптуры Нью-Йоркской академии искусств.
«Это была первая моя скульптура, которую я здесь делал самостоятельно и которую не выкинул обратно в глину, – рассказывает Джеймс, показывая свою работу «Первый шаг».
«Это была первая моя скульптура, которую я здесь делал самостоятельно и которую не выкинул обратно в глину, – рассказывает Джеймс, показывая свою работу «Первый шаг».
Именно в Академии, рассказывает художник, он увлекся тематическими композициями и постарался связать увлекшие его библейские сюжеты с собственным опытом.
«Моя серия 'Колодец' посвящена Моисею, – рассказывает Джеймс. – Это универсальный рассказ, в том числе и о моей жизни».
Скульптура рассказывает о судьбе Моисея после того, как он убил египетского надсмотрщика и вынужден был бежать.
«Моисей бросил старую жизнь и пришел к колодцу. И туда пришла Сепфора (Ципора в еврейском произношении – ред.), она успокоила его и сказала, что все будет хорошо. Для меня это метафора – у меня уже была какая-то жизнь в Нью-Йорке, но я все это бросил, «убил» свое прошлое, уехал сюда. А колодец — это Академия, которая дает 'воду' – художественное знание», – рассказывает скульптор.
Как Моисей нашел у колодца свою будущую жену, так и Сондоу встретил в петербургской Академии свою любовь.
«Сепфора – это будущая жена Моисея, а я тоже нашел здесь свою будущую жену. Она была моей первой моделью в Академии. Теперь у нас две дочки, одна из них уже говорит по-русски лучше, чем я», – говорит художник.
«Это жена Лота – она смотрит назад, на свой дом, как бы отпуская его, – это для меня тоже символ того, что осталось там, в прошлой жизни. Я делал эту работу, когда мне надо было уехать из Солт-Лейк-Сити, где мы тогда жили: сначала в Нью-Йорк, потом в Россию, а потом в Италию – преподавать, и я очень скучал по дому. Так что все мои работы – немного автопортреты», – говорит художник.
div>
«Мои предки из Москвы и из Латвии, и все они были верующими евреями, – продолжает свой рассказ Джеймс Сондоу. – Они уехали из России из-за погромов, еще до революции. Но мои родители не дали мне еврейской культуры. Очень часто бывает, что через несколько поколений потомки евреев, приехавших в Америку, хотят стать как американцы. Им кажется, что лучше не показывать, что они евреи. Но для меня все было наоборот. Я хочу сохранить мою еврейскую историю, чтобы лучше понимать предшествующие поколения и осознавать, кто я».
Это понимание, говорит Сондоу, далось ему нелегко.
«У меня не было бар-мицвы в 13 лет. Но я сделал себе бар-мицву сам, сделал очень поздно. Мне был уже 31 год вместо 13-ти. Это как дислексия – понимаешь? Когда видишь неправильно, как в зеркале. Вместо 13-ти – 31!»
Джеймс показывает скульптуру, изображающую Раши – великого средневекового комментатора Торы.
«Я хочу сделать памятник Раши, потому что он открывал Тору большому количеству людей», – говорит Джеймс.
«Это Эсфирь, мы говорим Эстер, – продолжает Джеймс экскурсию по своей выставке. – Эстер идет к мужу, чтобы объявить, что она на самом деле еврейка и хочет спасти свой народ. Эстер была очень храбрая, ведь то, что она сделала, было опасно. Она – символ спасения евреев. Эту скульптуру я делал для малого диплома, и тогда я в первый раз взял еврейскую тему. Я немного нервничал – не знал, как это воспримут в Академии. Ведь в то время здесь не все даже знали, что я еврей. Но мне сказали: ну, хорошо, делай».
Как рассказал Джеймс Сондоу, понимание себя и своих еврейских корней пришло к нему через Тору.
«Это был какой-то взрыв в моей жизни, – говорит он. – Я каждую субботу читал Тору, чтобы лучше понять, кто я, откуда я. И, благодаря Торе, я начал видеть то, что скрыто глубоко внутри. Эти рассказы из Торы – они как зеркало, в которых отражается в том числе и моя жизнь».
Когда Сондоу приехал учиться в Петербург, он еще не знал русского языка, и сначала ему было очень трудно. По словам художника, именно тогда он стал часто приходить в петербургскую синагогу, которую сразу воспринял как родное место.
«Тогда я впервые понял, что такая возможность есть всегда: везде в мире можно найти 'еврейское' место и стать его частью. И это место будет тебе знакомо, даже если оно в другом городе, в другой стране.... Это было очень важно для меня, особенно в мой первый год жизни здесь».
«Я всегда получаю из Торы вдохновение, энергию. Для меня это очень важная часть понимания себя. И понимания, откуда я. Я это нашел здесь в большей степени, чем там, в Америке. А еще я нашел здесь жену», – говорит Джеймс.
«Мы познакомились, когда я был на первом курсе. Она была моей моделью», – рассказывает Джеймс о своей жене Елизавете, которая не только помогла ему пройти через трудные годы обучения в Академии, но и стала проводником в еврейскую жизнь.
«У моей жены было еврейское детство – она ходила в еврейскую школу. Все, что касается еврейской истории, она знает и понимает гораздо лучше меня», – говорит Джеймс.
Художник с благодарностью вспоминает, что, благодаря помощи Елизаветы, он смог быстро выучить русский язык – это стало первым и важным шагом в его адаптации к российской жизни.
Джеймс и Елизавета решили вступить в брак в соответствии с еврейским законом. Так они оказались под хупой в петербургской Синагоге. Церемонию провел главный раввин Петербурга Менахем-Мендел Певзнер.
«Это было как сказка. Это было вечером, и были свечи, и это было так интересно. Один живописец, он тоже американец и закончил Академию, – он взял тему моей свадьбы для своего диплома».
Джеймс показывает фотографию своих друзей по Академии во время церемонии бракосочетания в Синагоге и рассказывает, почему у них на головах такие странные кипы.
«Многие мои друзья впервые были в Синагоге и не знали, как там себя вести и что делать. Они знали только, что нужна кипа. Они не знали, что там кипы выдают. Поэтому они взяли маски, которые мы используем при работе со скульптурой».
«А теперь я часто бываю в Синагоге с дочерью. Она это любит, ей интересна Тора, она чувствует, что это не просто книга...», – завершает художник свой рассказ, показывая фотографию четырехлетней Анны.
