Алек Д. Эпштейн
Самобытный художник Яаков Новогродер, картины которого врезаются в память сразу и навсегда, родился в небольшом городе Острув-Мазовецка к северо-востоку от Варшавы в Польше 15 декабря 1936 года. По его словам, «в то время в Польше еврейские родители записывали мальчиков лишь через несколько лет после их рождения, чтобы отсрочить их призыв в польскую армию, и мои родители не были исключением» – так и оказалось, что датой его рождения во многих публикациях ошибочно значится 1939-й год.
24 марта 2016 г.
На самом же деле этот год, когда началась Вторая мировая война, стал началом многолетних скитаний: вся семья бежала на восток, вначале – в Белоруссию, а после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз – в поселок Кубасово, а затем в город Санчурск на границе Кировской области и Марийской автономной республики. Там будущий художник жил с матерью и сестрой, в то время как отец был призван в Красную армию и прошел всю войну, к счастью, оставшись в живых.
«В школе я учился на русском языке, но с тех пор прошло столько времени, что я его хоть и понимаю на слух, но практически забыл, – говорит художник. – В семье между собой мы, конечно, говорили на идише».
В 1946 году вся семья вернулась в Польшу, однако была привезена и расквартирована не в знакомых местах, а на совершенно новом месте – в городе Дзержонюве (бывший Рейхенбах) в окрестностях Вроцлава в Нижней Силезии. Позднее на протяжении двух лет Яаков Новогродер жил и учился во Вроцлаве.
Рисовать Яаков Новогродер начал еще в детстве, и рисовал всё время и везде: и в школе, и в израильской армии, куда он был призван на три года вскоре после того, как в 1957 году их семья решила связать с еврейским государством свою судьбу. Ни он сам, ни его родители не относились к этой тяге к живописи всерьез.
Всматриваясь в его виртуозно выписанные картины, невозможно поверить, что их автор не получил никакого художественного образования – ни в детские, ни в отроческие, ни в более взрослые годы. Более того, к самому художественному образованию как таковому он относится резко негативно. В беседе с историком и публицистом Петром Люкимсоном Яаков Новогродер говорил:
«Я вообще убежден, что рисовать никого научить нельзя. Можно научить истории искусства, показать, как смешивают краски, но научить рисовать никого нельзя. Можно, конечно, любому человеку попробовать привить какие-то первичные навыки рисования, но в итоге он все равно упрется в потолок, за который ему никогда не выйти, если у него нет этого дара от рождения. Я знаю, что в России придавали огромное значение школе, и почти все художники, прибывшие из СССР, гордятся, что они учились живописи в том или ином художественном институте и овладели “канонами искусства”. Но в этом и заключается их слабость! Почти все они оказались под влиянием того или иного большого мастера и подражали ему. На меня же никто никогда не влиял».
Не получив профессионального образования, Яаков Новогродер сумел, однако, выработать свой уникальный художественный стиль, который может быть охарактеризован как «ностальгический сюрреализм», и этот стиль является уникальным и безусловным «маркером» именно и только его картин.
Можно ли увидеть в его картинах пейзажи из польского еврейского детства, из рассказов родителей, из художественной литературы, наконец?
«Меня всегда привлекал мир забытых и заброшенных вещей и та особая аура, которая вокруг них существует и невольно пробуждает ностальгию по прошлому, – говорит художник. – В некоторых моих работах можно усмотреть нечто шолом-алейхемовское, этакую тоску по еврейскому местечку, но ни к самому Шолом-Алейхему, ни к его конкретным произведениям это не имеет никакого отношения. В реальности этих мест не существует. Я никогда не писал с натуры. Мне это никогда не было интересно. Все, что я рисую, существует только в моей голове… Мне довелось в свое время поработать театральным художником. Я любил театр, мне нравился антураж сваленных в кучу старых декораций, и я положил его в основу нескольких своих картин, но все они тоже нарисованы “из головы”».
Новогродер раз за разом писал заброшенные дома, которые, однако, не заняты пришельцами, не разрушаются, не сносятся – они ждут; пусть в огне Холокоста погибли одни их жильцы и владельцы, а в миграционных волнах оставили эти места другие, дома терпеливо ждут возвращения к «нормальной», «естественной» обыденной жизни…
Умом своим посетители выставок Яакова Новогродера и покупатели его картин, в большинстве своем, такие же выходцы из уже не существующего восточноевропейского еврейского мира, прекрасно осознавали, что прошлое ушло навсегда, что в их родных местах давно освоились и хозяйничают другие люди, но эти живописные произведения давали иллюзию надежды на то, что всё могло бы быть – и, вестимо, когда-нибудь будет – иначе, что на самом деле многое еще можно вернуть…
Жизнь евреев в провинциальной Польше никогда, и уж тем более в 1930-е годы, не была гармоничной, спокойной и безоблачной, это картины-воспоминания о прошлом, которого не было – но так ли редко воспоминания «улучшают» реальность, чтобы их было приятнее переживать вновь и вновь?! На картинах Яакова Новогродера обычно не изображено ничего сверхъестественного, но вся их интонация, учитывая время и место их создания, – сюрреалистична… При этом путь Яаков Новогродера к тому, чтобы осознать себя художником – и заслужить признание в качестве такового – был длительным и отнюдь не простым.
«Мои родители не раз говорили мне, что живописью заработать на жизнь невозможно, что мне нужна реальная профессия, которая сможет обеспечить меня и мою будущую семью, – вспоминает художник. – Поэтому я выучился на мастера по ремонту механических пишущих машинок».
До начала 1980-х годов Яаков Новогродер работал по этой специальности, занимаясь живописью в свободное от основной работы время. Вначале он жил в Беэр-Шеве, затем – в Хайфе, а во второй половине 1970-х годов переехал в город Петах-Тиква к востоку от Тель Авива, где проживает с супругой Пниной (для каждого из них этот брак – второй) и поныне.
Когда ему было 45 лет, Яаков Новогродер драматичным образом изменил свою жизнь, оставив работу на госслужбе и став, в полном смысле этих слов, свободным художником. На протяжении многих лет он работал с тель-авивскими галереями «Розенфельд» (владелец – Элиэзер Розенфельд), «Бруно» (владелец – Бруно Абрамович) и находившейся в Яффо галереей «13.5» (владельцы – Авраам Айзенберг и Эрик Ван-Эсель), благодаря чему его картины находили всё новых и новых ценителей и покупателей.
В 1981 году был издан альбом, посвященный его творчеству, текст к которому написал известный искусствовед Давид Гилади (1908–2009), автор книг о Марке Шагале, Мордехае Леваноне, Яакове Айзеншере и некоторых других незаурядных живописцах. Популярность работ Яакова Новогродера среди коллекционеров позволила ему зарабатывать на жизнь, с тех пор занимаясь исключительно искусством. Он лично занимался окантовкой своих полотен, подбирая для каждого из них наиболее подходящую раму; «после работы над картиной я чувствовал себя крайне изможденным, а работа над рамой меня словно освобождала и излечивала от этой усталости», – делится воспоминаниями художник.
Петр Люкимсон завершил свою публикацию о Яакове Новогродере чуткими словами, с которыми невозможно не согласиться:
«Увидев однажды любую из картин Якова Новогродера, вы уже вряд ли сможете ее забыть. И самое главное – где бы вы его работы потом ни встретили, вы будете мгновенно опознавать их автора, поскольку почерк этого выдающегося мастера нельзя спутать ни с кем. На его картинах предстает затерянный и ирреальный, но в то же время удивительно реальный мир. От этого мира веет какой-то сокровенной тайной, ведомой только автору».
О биографии и творчестве художника читайте также:
Яков Новогродер: «Рисовать никого научить нельзя»
