Ай Вейвей в Иерусалиме. Может быть, может быть нет

«Моя цель – творить понятное искусство, понятное даже тем кто далек от искусства» – сказал Ай Вейвей и, судя по количеству посетителей в залах современного искусства Музея Израиля в Иерусалиме в эти дни на его выставке «Mауbe, Mауbe not» , его формула успеха – правильная. Он весьма преуспел, он супер-известен, он умеет претворить мечту в нечто зримое, тактильное, вещественное. А также превратить искусство в общественное, социальное, политическое явление. И он — супер-обманщик: его искусство непонятно, оно требует объяснений, пояснений, табличек на всех языках, рассказов экскурсоводов и предварительной подготовки в скольжении по сети, где жизнь и творчество Ай Вейвея препарированы со всей китайской въедливостью и ухищрениями. Он создает собственное искусство, пародируя, копирую, фальсифицируя, клонируя, умножая, превращая единичное в масштабное множество, идею – в гигантскую демонстрацию, будь то собранные из кусков жутковатые деревья-гиганты, батальные полотна всех войн в мелкой графике во всю стену метров на 20 или ковер, собранный из тысяч вытканных вручную квадратов. Ручная работа – это еще одна «фишка» Вейвея – тут всё честно: все вручную сделано населением целых городков. Вручную части деревянного китайского святилища 16 века, найденные на рынках, превращены в груду дров, соединены в мертвые многометровые деревья без крон внушительными скрепами. Инсталляции, скульптуры, фарфор, портреты из лего, видео-арт, ткачество, фотография – ничто не чуждо Вейвею. Не чуждо и нам.

 

У 60-летнего Вейвея есть затвержденные всеми интересующимися биографические вехи (воспользуйтесь поиском в Интернете– все разложено по фактам и сноскам): он диссидент и политический беженец, отщепенец, инакомыслящий и национальный герой; его отец -известный китайский поэт Ай Цин — был сослан в трудовые лагеря во времена культурной революции Мао Цзэдуна и в детстве Вейвей чистил общественные туалеты на севере Китая. Он учился в Пекине и Нью-Йорке (там ему было скучновато – по его признанию), он – дизайнер и архитектор, был дизайнером олимпийского стадиона «Птичье гнездо» в Пекине. Он ведет блоги и умеет собирать и организовывать вокруг себя людей. Умеет восстановить против себя власти и умеет это обратить в собственное благо. В 2008 году Вэйвэй решает провести собственное расследование обстоятельств Сычуаньского землетрясения, в котором погибли тысячи китайских школьников. Он вскрывает коррупцию в отрасли строительства в Китае, из-за чего разрушились плохо построенные школы в Сычуане. В своем блоге он публикует имена погибших детей, которые не появлялись в официальной статистике. Создает знаменитую работу Straight (2008-2012), сделанную из стальных прутьев, посвященную этим детям. В 2009 году, когда он работал над этим проектом, Вейвей был избит полицией. Власти распорядились о сносе мастерской Вейвея в Шанхае, закрыли его блог, отобрали паспорт и запретили покидать Китай. В 2011 году после ряда репрессий было объявлено о переезде Вейвея в Берлин, но в аэропорте Гонконга его арестовали и держали в тюрьме в течение 3-х месяцев. К тому моменту, когда Вейвей вышел на свободу, он стал сенсацией мировых СМИ. Всей это истории на его выставке в Иерусалим посвящены работы «Велосипедная корзина с цветами», «Наручники», «Сексуальная игрушка» — прочитайте таблички и разберетесь в них.

Он умеет убеждать, придумывать, рассказывать собирать деньги, основывать фонды, воплощать идеи. Он сам — воплощенная в собственной плоти и мечте идея и ходячая концепция о том, как придумывать концепцию. Его любят женщины, он любит беженцев. И кто после этого удивится, что Ай Вейвей говорит о том что «жизнь – это искусство и искусство — это жизнь». И как же он не одинок в этом высказывании! Сера-серо-белая кипень, в которую хочется зарыться. Но не тут-то было – нас бдят. Строгие хранители музея Израиля не дадут шагу сделать вперед, вступить в поле семечек, даже подойти к ним вплотную. Но для тех (а таких большинство), кто хочет все-таки потрогать, пропустить горсть семечек сквозь пальцы, установлен прозрачный ящик, в который можно запустить обе руки и убедиться, что — да, из фарфора. Каждое вручную сделано и раскрашено. Когда поле семечек было выставлено в Лондоне, в Tate Modern в 2010-м году, то там поначалу разрешали на нем валяться, но керамическая пыль вздымалась в воздух, вредила дыханию (в мае 2011 года Королевская Академия в Великобритании присвоила Вейвею титул почетного академика).
И тогда поле (в Иерусалиме это 23 тонны, 100 миллионов семечек, сдаются в музей ведрами и такое же количество ведер надо вернуть, а то иначе музею придется пригласить 1600 ремесленников из Китая, из города, где испокон веков изготовляют фарфор, и они будут снова лепить и раскрашивать, восстанавливать количество семечек) обнесли тонкими столбиками с натянутыми между ними шпагатом.
Шпагат только подчеркивает, что Вейвей — художник размаха, масштабов, социальных бурь и дальних перспектив — перспектив в пространстве и истории. Он умеет заглянуть одновременно в прошлое и будущее, не стесняясь зеркальных отражений и гигантских пропорций, нарочито вывернутых и повторяющихся мотивов, подчиняющихся его все новым и новым выдумкам. А ведь умение подчинить всех и вся – это тоже искусство. Вдобавок к этому, Вейвей еще и знатный рисовальщик, изобретатель, фотограф. И, главное он ничего не стесняется! В том числе не стесняется самоиронии и напоминаний о себе политическими акциями, скандалами, критикой. Он стремится вперед – к авангарду, к тому, чтобы быть впереди, не плестись в хвосте глобального современного искусства, а подтягивать его к себе, подчиняя медиа задумке.
Инсталляции Ай Вейвея выставлены в трех просторнейших залах Музея Израиля: гуляй, сколько душа пожелает. А душа, увлекшись массовостью, от первого возмущения (на семечках не полежать, все остальное непонятно), через некоторое время переходит к восхищению масштабами творчества и личностью Вейвея: он придумал, исполнил, подчинил своей воле, заставил на себя работать и в себя влюбиться, и объяснил почти что всё про современное искусство.
А дальше просто идем по залам: поле семечек — тройной автопортрет из лего, трехметровый Вейвей в процессе разбивает вазу-урну времен династии Хан. Сад-дзен из старых собранных из кусков и скрепленных болтами деревьев-брусков, слепки стволов, веток и корней деревьев, собранных в горах в южном Китае в 2009-м году и заново перебранных Вейвеем в его студии вместе с краснодеревщиками (под ними – фарфоровые камни-скалы-скамьи). Не забудьте выйти в сад музея — там тоже дзен, тоже деревья, только железные 8-метровые и весящие по 14 тонн, — отлично смотрятся! Размеры деревьев и их количество на выставках в разных странах зависят от высоты потолка в экспозиционных залах и того веса, которые могут выдержать межэтажные перекрытия. Деревья покрываются ржавчиной-патиной и становятся «натуральными».
Старые кривые нескладные деревья так похожи на старых людей. На стенах – копии тысяч ассигнаций – на освобождение Вейвея из очередной передряги собирали юани. Стена фотографий – победно поднятый вверх вейвеевский палец на форе мировых памятников архитектуры. Тот же палец с частью руки, многократно, сотни тысяч раз повторенной и превращенный в гигантский, во всю стену рисунок-танец. Карта Китая из фарфоровых кусочков-провинций. Фарфоровый светильник – подделка под антикварные плоши. Мелкие предметы из «Чемодана холостяка» 1987 года, переделанные в отдельные экспонаты уже в 2000-е годы. Батальное рисованное многомерное полотно-обои «Одиссей» 2016 года, классический образец древнегреческого фриза — от военных колесниц до атомных взрывов: история повторяется, и повторятся, и повторяется…
Светлый ковер в 250 квадратных метрах от стены до стены (ходить по нему можно только в медицинских галошах и собирали его целый день), составленный из квадратов, сотканных каждый вручную в Китае (фотографии процесса – тут же), являющийся детальной репликой ковра в Доме искусства Haus der Kunst в Мюнхене, спроектированного в третьем рейхе для выставок «чистого» разрешенного искусства.
Золотистый мир насекомых, собранных из трубок и втулок – переиначенный орнамент разрушенного китайского храма династии Цинг. Вновь скульптуры-инсталляции из кусков дерева. У каждого кусочка – своя предыстория. Всё вместе – одна большая, очень большая иллюзия, демонстрация тиражирования объектов, повторной сборки разнородных элементов. Где там культурная идентичность в кружащихся циклах танцующих пальцев и в железных деревьях? Идея сохранения культурного наследия древнего прошлого или глобальный метафорический стёб-усмешка, универсальный резонанс взаимосвязи между историей, местом и опытом. Много слоев внутреннего политического заряда под внешней упрощенностью. «Мой голос должен быть услышан» — сказал Вейвей на открытии выставки. Сказал и сделал, реагируя на несправедливость в мире.

 

Вейвей увлечен мировым кризисом с беженцами. А кто из нас нет? Это касается всех. Он занимается экстремальными ситуациями – это наше бытиё на сегодня. Он не может вернуться на свою родину в Китай. После 8о дней ареста в 2011 году, он был в течение 4 лет лишен прав покидать Китай, в 2015-м году получил паспорт и уехал в Европу – как и многие из нас не могут или не хотят вернуться к месту своего рождения. На самом деле, он живет в Интернете и везде. Он говорит о давлении на художников и людей искусства – с тем, чтобы не выставлялись и не выступали в Израиле в связи с бойкотом страны, но он приезжает и выставляется.
Нынешняя выставка – не первое явление Вейвея в Израиле. Он был у нас и в мае прошлого — 2016-го года, когда приезжал снимать документальный фильм «Human Flow» о глобальной проблеме беженцев и об общем положении беженцев в мире. Всего он побывал в более чем 20 лагерях беженцев, начав с греческого острова Лесбос, снимая затем в Турции, в Ливане, в Иордании, в Газе и в Шомроне – в Дахейше. Для создания своего фильма он взял интервью у более 100 человек, не только у беженцев, но и у политиков, врачей, религиозных авторитетов. Официальные представители Израиля отказали ему в просьбе о встрече, кроме члена кнессета Аймана Адехи из «Объединенного арабского списка» и Хагая Эльада, руководителя «Бецелем». А жаль, что отказали: в своем фильме он демонстрирует точки зрения всех сторон. Журналисты из «Хаарец», нескольких англоязычных изданий и представители «Шоврей штика» с ним встречались. Остальные отказали – глупо, мы ведь все – беженцы в тот или иной момент. Кстати, Тель-Авивский музей искусств тоже отказал Вейвею в проведении выставки из-за плотного расписания и финансовых проблем. Но музею хотелось бы сотрудничать с ним – таков ответ. Фотограф Мики Кречман, который собирался выставиться вместе с Вейвеем, обвинил музей в том, что выставка не организована потому, что художник хотел показать фотографии палестинцев. Было ли решение мотивировано политическими соображениями, сам Вейвей не знает. Но это единственная из его 400 выставок, которая была отменена по инициативе музея.