Иван Толстой: Начнем с рассказа о судьбе одной из крупнейших и цельных в свое время коллекций авангардного искусства, а также истории жизни ее создателя Якова Перемена. Общественный деятель, меценат, коллекционер, ученый-ассириолог, Яков Абрамович Перемен до недавнего времени был известен, прежде всего, в кругу историков искусства, но несколько лет назад его имя снова оказалось на устах. На этот раз – на устах всех ценителей русского авангарда начала 20-го века. Редчайший случай, когда спустя столетия всплывают крупные и яркие собрания искусства. Правда, потрепанные в бурях прошедших десятилетий. Коллекция из небытия. Обо всем этом рассказывает наш гость – историк искусства и сам коллекционер – Евгений Деменок.
Евгений Деменок: Иногда бывает так, что судьбы коллекций живописи могут служить основой для детективного романа. Вот с коллекцией Якова Перемена произошло то же самое. Коллекция путешествует по миру, из бывшей Российской империи, из Одессы, в Израиль и обратно, через Нью-Йорк, в Киев. Будем надеяться, что работы художников-одесситов, вернувшиеся обратно, останутся в Украине, но пока еще никто не может предвидеть, что случится с коллекцией дальше.
Яков Перемен – личность интереснейшая, о нем известно достаточно много и в то же время немного. Он был человеком-одиночкой, и при этом страстным коллекционером, исследователем и убежденным сионистом. Он родился в 1881 году в Житомире, в семье раввина, получил классическое еврейское образование и диплом раввина, но в конце 1890-х он попадает в Одессу. И этот свободный, эмансипированный дух Одессы становится для всех неким критическим, важным моментом в изменении взглядов. Он начинает увлекаться литературой и живописью, занимается самообразованием и укрепляется в своих сионистских взглядах. Он открывает в Одессе магазин "Культура" на улице Преображенской, 41 (это здание сохранилось), пытается создать некий кружок поэтов, куда привлекает, в том числе, Эдуарда Багрицкого, к нему приходит дедушка литературы на идише Менделе Мойхер-Сфорим, который тоже жил в Одессе, к нему приходит туда Бялик.
В 1919-м Яков Перемен пребывает в Эрец-Исраэль, из Одессы в Яффо, на пароходе "Руслан". Это знаменитый рейс, который в Израиле считается классическим, это "Мэйфлауэр" израильский. В конце 1919 года этот пароход, на котором шестьсот пассажиров, прибывает в Израиль. А пассажирами его были, например, израильский историк Иосиф Клаузнер, который привез с собой огромную библиотеку. Для того, чтобы привезти его библиотеку, отказали четырем пассажирам. Долго шли дебаты, в конце концов, пришли к выводу, что эта библиотека является крайне важной для молодого будущего государства.
Приплывает Роза Коэн – мать Ицхака Рабина, будущего премьер-министра Израиля, знаменитый танцовщик Барух Агадати, который потом создал в Израиле кинематограф, он был основателем первой киностудии, первого кинотеатра в Израиле, приплывает Иуда Магидович – первый главный архитектор Тель-Авива, которого пригласил Меир Дизенгоф, тоже бывший одессит, и он начал строить первые кварталы Тель-Авива в одесском духе. Многие дома и улицы, которые он спроектировал как архитектор, сохранились, поэтому старый Тель-Авив так напоминает Одессу. Художники Пинхас Литвиновский, Иосиф Константиновский, который был единственным художником, которого уговорил Перемен приехать. Правда, Константиновский потом перебрался в Париж, работал под псевдонимом Констан как художник, да еще и стал романистом. Это был знаменитый пароход, который ознаменовал начало третьей алии в Израиль. И хотя он приплыл уже в конце третьей алии, для израильтян он является ее символом.
Яков Перемен привез с собой коллекцию из почти двухсот сорока произведений живописи и графики одесских "Независимых" художников. И именно благодаря тому, что он привез их, казалось бы, в пустыню, в болото, еще не было государства, эти произведения дошли до нашего времени и сохранились. Потому что в Украине они практически все исчезли, были уничтожены, это было не то искусство, которое можно было хранить в музеях, даже в запасниках, и, безусловно, во время чисток, во время борьбы с формалистским искусством все это было потеряно и уничтожено, за исключением единичных работ, сохранившихся в Одессе и в Киеве.
Яков Перемен привез с собой коллекцию из почти двухсот сорока произведений живописи и графики одесских "Независимых" художников. И именно благодаря тому, что он привез их, казалось бы, в пустыню, в болото, еще не было государства, эти произведения дошли до нашего времени и сохранились. Потому что в Украине они практически все исчезли, были уничтожены, это было не то искусство, которое можно было хранить в музеях, даже в запасниках, и, безусловно, во время чисток, во время борьбы с формалистским искусством все это было потеряно и уничтожено, за исключением единичных работ, сохранившихся в Одессе и в Киеве.
Иван Толстой: Расскажите, пожалуйста, о жизни Якова Перемена в Израиле. Сколько он там прожил? Что с ним случилось дальше? Как он служил? Как зарабатывал себе на хлеб?
Евгений Деменок: Он прожил в Израиле довольно долго, он умер в 1960 году в Тель-Авиве. Он был движущей силой многих новых инициатив в Израиле. Например, он создал первую в Тель-Авиве художественную галерею на основании своей коллекции, провел первую в Гимназии Герцлия художественную выставку в 1920 году, тоже показав свою коллекцию. В то время в Иерусалиме была уже Академия художеств "Бецалель", скульптор Борис Шац ее возглавлял. И у них с Переменом был некий интеллектуальный спор. Перемен считал, что Шац чересчур увлекается иудаикой, а Шац считал, что Перемен чересчур увлекается модерном.
У Перемена была идея привезти новое искусство в Израиль, фактически это были первые работы модернистские, которые увидели молодые израильские художники, и они не могли не повлиять на их дальнейшее становление как художников. Перемен показывал свою коллекцию несколько раз в 1920-е годы, в 1930-м состоялся последний показ, а в 1932 году мэр Тель-Авива обратился к нему с просьбой подарить несколько работ из своей коллекции для создаваемого Тель-Авивского художественного музея, который был создан, в том числе, и благодаря усилиям Перемена. Но Перемен не хотел дробить коллекцию. Поэтому коллекция хранилась в его собственной квартире на бульваре Ротшильда, куда можно было приходить и смотреть, но, к сожалению, после его смерти она была раздроблена.
Все то, о чем я сейчас рассказал, можно найти в открытых источниках и прочесть, а вот этим летом для меня, интересующегося уже много лет коллекцией Перемена, произошло несколько знаковых событий. В июне этого года к нам во "Всемирный клуб одесситов" в Одессе вдруг пришел внук Перемена Дани со своей женой, и то, что они мне рассказали, стало для меня абсолютным открытием. Я знал, что вовсе не вся коллекция Перемена вернулась в Украину, будучи проданной на аукционе "Сотбис" в 2010 году, часть осталась в Израиле, но то, каким образом коллекция попала на аукцион, является некоей детективной историей.
Несколько месяцев спустя я поехал в Израиль, где встретился с ними снова, и они рассказали мне много нового и о самом Перемене, и о судьбе его коллекции. Во-первых, в 30-е годы Яков Перемен потерял интерес к живописи, он был человеком увлекающимся, и увлекся ассириологией. Он составил ивритско-ассирийский словарь, купил в Германии большую библиотеку текстов об Ассирии и подарил все это Тель-Авивскому университету. Сейчас часть библиотеки, посвященная Ассирии и изучению ее, носит его имя.
Иван Толстой: Евгений, я слышал, что Перемен открыл в Израиле и книжный магазин?
Евгений Деменок: Да, он открыл и библиотеку, и книжный магазин, повторяя одесский опыт. Он занимался застройкой, покупал земли для новых переселенцев у арабов, есть даже квартал в Тель-Авиве, который носит его имя. Вторая половина его жизни была посвящена в основном ассирологическим исследованиям. Его коллекция хранилась в его квартире до самой его смерти в 1960 году, после чего была разделена между его детьми. У него было два сына и две дочери. Младшая дочь родилась уже в Израиле, он назвал ее Атида – "будущее" на иврите. Его псевдоним в одесской "Самообороне" был Атид. И вот старший сын, который был увлеченным нумизматом, сразу продал свою часть коллекции, одну четвертую, и она находится в Израиле. От трех остальных детей коллекция постепенно перешла к внукам, которых у Перемена было семеро.
И вот Нитца Дрори-Перемен, жена одного из внуков, Дани Перемена, страстно увлеклась этой коллекцией и захотела вернуть имя Перемена и его коллекцию широкой публике. Благодаря ее энергии и страсти в 2002 году в Тель-Авивском музее прошла выставка, где была показана часть коллекции Перемена. Об этом узнали и в 2006 году, уже в Рамат-Гане, в Музее русского искусства имени Цетлиных (а Цетлины тоже привезли с собой большую коллекцию, в том числе портрет Марии Цетлиной работы Серова) состоялась большая выставка из коллекции Перемена, которую помогла готовить Леся Войскун, замечательный израильский искусствовед.
После этого эти работы у родственников начал покупать израильский коллекционер Игаль Пресслер. Тут-то и начинается детективная история. Нитца, жена внука, утверждает, что Игаль обещал создать музей Перемена, чтобы работы не были распылены. Как мы знаем, Перемен не хотел дробить свою коллекцию, потому что основной его идеей было привезти новое искусство в Израиль. Тем не менее, эти скупленные у внуков работы через некоторое время после выставки оказались проданными через аукцион "Сотбис". Что было для Нитцы большим ударом. Свою часть они не продали, у них порядка сорока работ сохранилось. То есть на сегодня в Израиле хранится более ста работ из коллекции Перемена, а восемьдесят шесть работ были проданы 22 апреля 2010 года на аукционе "Сотбис", и купили их киевские коллекционеры Андрей Адамовский, Александр Сусленский и Борис Фуксман. И они создали фонд "Украинский авангард". Эти работы были показаны в Нью-Йорке, затем в Киеве и потом в Одессе – совершенно замечательная выставка "Они вернулись" состоялась в 2014 году.
Для меня было совершеннейшим открытием, что наследники Перемена не знали, что работы будут проданы через аукцион "Сотбис", они думали, что будет создан полноценный музей Перемена. И что лучше – в данном случае не совсем понятно, потому что работы, благодаря этой продаже, вернулись в Украину, в том числе в Одессу, где наследие одесских "Независимых" считалось утерянным.
Я расскажу немного о тех художниках, которые были представлены в этой коллекции. Как я уже говорил, в 1916 году объединились первые одесские "Независимые". Все это объяснимо, начало прошлого века – это взрыв новейших течений в живописи. Одесситы, в первую очередь евреи, потому что в Одесском художественном училище, начиная с 90-х годов 19-го века ученики иудейского вероисповедания доминировали, их было до шестидесяти четырех процентов, так как далеко не все могли поступить в Санкт-Петербург и Москву, "черта оседлости", все-таки, то заканчивали они свое художественное образование после Одесского художественного училища и рисовальной школы в Мюнхене и в Париже. И так много их было в Париже, что Леся Войскун назвала их "одесскими парижанами" на этой выставке в Рамат-Гане.
Михаил Гершенфельд, который возглавил это объединение, участвовал в "Салоне" Издебского, участвовал в "Салоне Независимых" во Франции. Теофил Фраерман, один из столпов этой коллекции, великолепный художник, он вообще был в жюри Осеннего салона. Приехав в Париж, он настолько быстро сделал себе имя, что сдружился с Матиссом и не только представлял свои работы в Салоне, но и был членом жюри. Амшей Нюренберг (чьим зятем был Юрий Трифонов) приехал в Париж, познакомился с Фраерманом. Нюренберг работал в одной комнате в знаменитом "Улье" с Шагалом, и он пронес дружбу с Шагалом через всю жизнь.
Исаак Малик, Исаак Ефет-Костини, Сандро Фазини (старший брат Ильи Ильфа), Сигизмунд Олесевич – все они прошли через Париж, и все они привезли в Одессу новые веяния. Каждый вернулся в Одессу по каким-то причинам. Например, Нюренберг начал заболевать туберкулезом, и ему сказали: "Что вы в этом ужасном промозглом Париже делаете? Возвращайтесь в Одессу, там тепло и хорошо". А у Фраермана заболела мать, он вернулся в 1917 году и уже никогда Одессу не покидал. Все они свои лучшие годы провели в Париже, и в советское время они не могли работать так, как они хотели бы это делать.
Фраерман создал Музей западного и восточного искусства в Одессе, преподавал много лет в Художественном училище, но его в 1940-е годы уволили за формализм, и только уже с началом оттепели он вернулся к своей яркой палитре, которую знали все. Фраерман считается неким столпом одесской художественной школы. Нюренбергу повезло больше, он уехал в Москву, работал в РОСТА вместе с Маяковским, он вообще был "забольшевиком", поэтому для него это возвращение прошло наименее болезненно. Он написал великолепные воспоминания "Одесса – Париж – Москва", где описал всю свою жизнь. А ряд художников, тот же Исаак Малик, вообще оставили живопись, потому что он говорил, что "заниматься в этой стране живописью невозможно", имея в виду Советский Союз. Судьба многих сложилась драматично. Сандро Фазини в 1922 году уехал в Париж, потому что он мог просто умереть от голода. Есть пара друзей, Фазини и Сигизмунд Олесевич, поляк, дворянин, они были настолько неразлучны, что они уехали во Францию вместе. Но судьба сложилась совершенно по-разному, потому что Фазини в 1942 году попал в Освенцим и в 1944 году погиб там. Олесевич дожил до 70-х годов.
Михаил Гершенфельд, который возглавил это объединение, участвовал в "Салоне" Издебского, участвовал в "Салоне Независимых" во Франции. Теофил Фраерман, один из столпов этой коллекции, великолепный художник, он вообще был в жюри Осеннего салона. Приехав в Париж, он настолько быстро сделал себе имя, что сдружился с Матиссом и не только представлял свои работы в Салоне, но и был членом жюри. Амшей Нюренберг (чьим зятем был Юрий Трифонов) приехал в Париж, познакомился с Фраерманом. Нюренберг работал в одной комнате в знаменитом "Улье" с Шагалом, и он пронес дружбу с Шагалом через всю жизнь.
Исаак Малик, Исаак Ефет-Костини, Сандро Фазини (старший брат Ильи Ильфа), Сигизмунд Олесевич – все они прошли через Париж, и все они привезли в Одессу новые веяния. Каждый вернулся в Одессу по каким-то причинам. Например, Нюренберг начал заболевать туберкулезом, и ему сказали: "Что вы в этом ужасном промозглом Париже делаете? Возвращайтесь в Одессу, там тепло и хорошо". А у Фраермана заболела мать, он вернулся в 1917 году и уже никогда Одессу не покидал. Все они свои лучшие годы провели в Париже, и в советское время они не могли работать так, как они хотели бы это делать.
Фраерман создал Музей западного и восточного искусства в Одессе, преподавал много лет в Художественном училище, но его в 1940-е годы уволили за формализм, и только уже с началом оттепели он вернулся к своей яркой палитре, которую знали все. Фраерман считается неким столпом одесской художественной школы. Нюренбергу повезло больше, он уехал в Москву, работал в РОСТА вместе с Маяковским, он вообще был "забольшевиком", поэтому для него это возвращение прошло наименее болезненно. Он написал великолепные воспоминания "Одесса – Париж – Москва", где описал всю свою жизнь. А ряд художников, тот же Исаак Малик, вообще оставили живопись, потому что он говорил, что "заниматься в этой стране живописью невозможно", имея в виду Советский Союз. Судьба многих сложилась драматично. Сандро Фазини в 1922 году уехал в Париж, потому что он мог просто умереть от голода. Есть пара друзей, Фазини и Сигизмунд Олесевич, поляк, дворянин, они были настолько неразлучны, что они уехали во Францию вместе. Но судьба сложилась совершенно по-разному, потому что Фазини в 1942 году попал в Освенцим и в 1944 году погиб там. Олесевич дожил до 70-х годов.
И вот всех этих художников работы яркие, необычные, это Первый одесский авангард, все они считались утерянными. И благодаря тому, что нам вернулись они как часть коллекции Перемена, одесситы и киевляне смогли их снова увидеть спустя сто лет. А покупатели обещают, что коллекция будет путешествовать по миру. Очень хочется на это надеяться.
Иван Толстой: А где сейчас можно с этими работами познакомиться? Есть какая-то постоянная экспозиция?
Евгений Деменок: К сожалению, нет. После выставки в Одессе в 2014 году они хранятся у них в частном порядке, и пока мы их увидеть не можем. Вот такие приключения работ. Нитца рассказала еще одну детективную историю, связанную с Переменом, с его страстью к коллекционированию. Абель Пан, знаменитый еврейский художник, который учился у Иегуды Пэна, учителя Шагала, потрясенный Кишиневским погромом, поехал туда, сделал ряд набросков и создал большую картину "После погрома". Перемен купил у него эту работу, уже находясь в Израиле.
В конце 50-х годов у Перемена эту работу попросили экспонировать в некоем Бессарабском доме. Тогда, после Холокоста, в Израиле создавались в большом количестве дома выходцев из разных частей Европы. И вот выходцы из Бессарабии обратились к нему, сказали, что мы знаем, что у вас есть эта работа, она для нас знаковая, мы бессарабцы, подарите нам эту работу, дайте ее на экспонирование. И за это они обещали издать стихи Перемена. А Перемен писал стихи всю жизнь, которые так и не были опубликованы. Он писал и какие-то исторические труды, связанные с историей Израиля и Иерусалима. В общем, обещание свое они не выполнили и ничего не опубликовали, а работа эта все время находилась в этом Бессарабском доме, который сейчас исчез, на его месте спортивный зал. Все это мне рассказала Нитца Дрори-Перемен.
И вдруг совершенно случайно она узнает, что работа выставлена на торги на аукционе директором этого Бессарабского дома. Работа, не принадлежащая ему совершенно! А перед этим работа была на большой выставке Абеля Пана в Иерусалиме, а до этого была показана на выставке коллекции Перемена в Тель-Авиве. И вот эта работа уходит с молотка, какой-то анонимный покупатель по телефону ее купил. И где она сейчас – непонятно. Они обратились в суд, но суд решил, что так как эта работа продана с открытых торгов, то вернуть ее нет оснований. Нитца проиграла в суде. Таким образом коллекция Перемена начинает расходиться частями в непонятных направлениях. Что будет дальше с работами, может быть, послужит основой для продолжения этого детективного романа. Но я могу сказать, что в Одессе, в Музее современного искусства, где экспонировались эти работы в 2014 году, это была одна из самых лучших выставок, и мы можем с гордостью говорить о том, что был не только московский авангард.
Я в Израиле, после встречи с Нитцей Перемен, заходил к Михаилу Гробману и Ирине Врубель-Голубкиной. Гробман был автором названия "Второй московский авангард". Так вот, у нас есть свой одесский авангард, и этот одесский авангард, эти "Независимые" художники, мы знаем, что их работы сохранились, и где бы они ни были, мы будем следить за их судьбой.
Иван Толстой, "Радио "Свобода"
Комментарии