В смутное время Первой мировой войны, которая перетекла в Гражданскую и закончилась в нашем регионе лишь в феврале 1920 года, многонациональная и космополитичная по духу Одесса отличалась, несмотря на разруху, достаточно интенсивной интеллектуальной жизнью. Продолжали функционировать и возникали новые литературные и художественные объединения, устраивались поэтические вечера и выставки живописи, работали издательства и типографии, выходили многочисленные газеты и журналы, печатались книги, в театрах шли спектакли. Рядом с маститыми авторами вступала в строй талантливая молодежь. Но вскоре тяжелые обстоятельства разбросали многих, и зрелых, и начинающих, по всему миру. Иные погибли, кто-то творчески не состоялся, некоторые стали со временем достаточно известными писателями, художниками, учеными (в своем отечестве или за рубежом) и разнесли повсюду память об Одессе.
Он прожил в родном городе всего только чуть более двадцати лет, лишь последние три из них были связаны с творчеством. Затем - эмиграция, скитания по Европе (Италия, Германия), наконец - Франция, окончательно приютившая изгнанника. Позднейшие французские биографии отводят одесским годам мастера десяток-другой строк, почти без фактов и дат. Здесь же, в Одессе, архивные и печатные источники позволили достаточно подробно изучить и осветить ранний период жизни и творчества начинающего художника (1). Отсылая интересующихся к предыдущим публикациям, повторим лишь основное, дополнив кое-какой новой информацией.
Метрическая запись о рождении будущего художника обнаружена в архивных делах одесского раввината за 1898 год. В графе о родителях сказано: "Гольдингенский мещ.[анин] Гозиас Герман Яковлевич Гозиасон, жена Августина", а в следующей рубрике: "сын Филипп род.[ился] 15, а обрез.[ан] 22 февраля" (2). Необходимо уточнить: число 15 февраля по юлианскому календарю, принятому тогда в России (по так называемому "старому стилю"), соответствует 27 февраля по современному григорианскому (плюс 12 суток для XIX столетия) (3). Однако, в позднейших француз-ских биографиях Гозиасона дату его рождения продолжают указывать как 15 февраля (4), та же ошибка и в новых русских изданиях (5). Еще одна оговорка: отец Гозиасона, как видим, имел двойное имя Гозиас Герман Яковлевич, но в городских справочниках и в газетах его называли сокращенно Герман Яковлевич. Сын его, соответственно, в официальных документах типа аттестата зрелости или воинского удостоверения значился как Филипп Гозиас-Германович, в быту же - Филипп Германович, а для близких - Филя.
Ф. Гозиасона. 1898.
Публикуется впервые
В другой архивной книге одесского раввината, за 1897 год, найдена запись о бракосочетании родителей: "Лета женского 21, мужского 31. Апрель 20. Гольдингенский мещанин временный 2-й гильдии купец Гозиас Герман Яковлевич Гозиасон, холост, с дочерью одесского 2 гильдии купца девицей Августиною Леонтьевною Якубсон" (7). Насколько известно, Августина Леонтьевна была племянницей известного художника Леонида Пастернака (8). Гозиасоны-родители после эмиграции жили в Риге, там и умерли: мать - в 1925, отец - в 1931 году (9).
В архивном фонде Новороссийского (в Одессе) университета найдено личное дело студента Ф.Гозиасона на 25 листах (10), раскрывающее его учебу подробнее, чем в позднейших западных биографиях. После окончания гимназии с серебряной медалью в 1916 году поступил тотчас на естественное отделение физико-математического факультета (преодолев с трудом пресловутую "процентную норму"). Проучился два семестра, летом 1917-го был призван в армию, определен в местное артиллерийское училище на ускоренный шестимесячный курс военного времени.
Демобилизован 30 января 1918-го (очевидно, в связи с окончанием войны), вернулся в университет и подал прошение о переводе на юридический факультет (благо, "процентная норма" к тому времени отмерла). В деле сохранились квитанции об оплате за учение и листы записей на лекции за третий, четвертый и пятый семестры, с весны 1918 по весну 1919 года.
Многие биографические справки о Гозиасоне в различных французских и русских изданиях сообщают о его учебе в Одесском художественном училище, вовсе не упоминая об университете. К примеру: "1916-1918: etudiе a l'ecole des Beaux-Arts d'Odessa" (11). Но в одной из прижизненных французских статей сказано, возможно - со слов самого художника, несколько подробнее: "Etudes au Lycee et a l'Universite d'Оdessa (droit et histoire de l'art). Apres un bref passage a l'ecole des Beaux-Arts, continue a peindre en autodidacte" (12) [Учение в лицее и в Университете в Одессе (право и история искусств). После краткого пребывания в Художественном училище продолжил занятия живописью самоучкой].
В огромном архивном фонде Одесского художественного училища никаких следов пребывания Гозиасона не обнаружено. В письмах художника 1976 года на родину (см. далее) он ни разу не вспомнил об училище, лишь вскользь назвал фамилию Костанди: "Вы говорите о выставке Костанди <...> он был очень строг ко мне, во дни оные"; "Очень не любил меня старик за сравнения Сезанна... с Тицианом! Теперь я сам старик, а мнения не переменил" (13). То ли Гозиасон мог посещать училище вольнослушателем, то ли брал у Костанди частные уроки, то ли общался с ним на выставках - вряд ли узнаем. Думается, Гозиасона-художника создало не училище, а среда единомышленников из "Общества независимых", "Свободной мастерской", студии А.Экстер (об этом позднее).
В книге одесского раввината за 1918 год с регистрацией бракосочетаний записано: "Лета - женского 19, мужского 20. Июнь 12. Студент Университета Филипп Гозиас Германович Гозиасон, холост, с дочерью присяжного поверенного девицей Ольгой Александровной Билинкой-Билинкис" (14). Кстати, сохранилась рукопись В.Бабаджана: "Стихи, сочиненные на свадьбе Ф.Гозиасона. VI 918".
Супруги прожили вместе до старости, Ольга Александровна умерла в Париже 1 ноября 1974 года (15).
Самая ранняя из дошедших до нас датированных работ Гозиасона относится к 1916 году (юноше 18 лет, он оканчивает или уже закончил гимназию): обложка к сборнику "Неискренние стихи" двух начинающих местных поэтов, Бориса Бобовича и Александра Кранц-фельда (16). Рисунок подписан монограммой из букв Ф и Г, авторство Гозиасона раскрыл Бобович, демонстрируя редкое издание, и добавил: "Он был мой большой друг" (17). В 2001 году обложка воспроизведена в статье А. Яворской об этой редчайшей книжке (18), поступившей незадолго перед тем в коллекцию Одесского литературного музея.
В мае 1917-го другой рисунок Гозиасона украсил сборник стихов "Всадник" одесского поэта и художника Вениамина Бабаджана, находившегося на фронте (19). Автор стихов был старше Гозиасона на четыре года, их связывала тесная дружба с гимназических лет, общность интересов, совместное участие во многих начинаниях. По ряду признаков можно думать, что Бабаджан играл в этом тандеме роль наставника (см. далее).
Дебют Гозиасона как живописца состоялся в ноябре того же 1917 года. На выставке Общества независимых художников в городском музее изящных искусств демонстрировался "Вакх и Ариадна. Эскиз к декоративному панно" (20). Выставка продолжалась с 26 ноября 1917 по 7 января 1918 года (21). Экспонат хорошо запомнился поэту Исидору Бобовичу (брату упомянутого Бориса): "Кажется, в 1918 г. я видел на выставке в Одессе картину работы Гозиасона. Картина была на мифологический сюжет и называлась, кажется, "Торжество Диониса". Изображены были на нем, насколько я пом-ню, львы и фигуры вакханок" (22).
Еще одно живописное произведение Гозиасона, его автопортрет, было показано на совместной выставке "южно-русских" и "независимых" в июне-августе 1918 года в залах Художественного училища, организованной местным Обществом изящных искусств в попытке примирить соперничающие группы (23). Каталог не издавался, но была обширная пресса, в журнальных и газетных обзорах картину Гозиасона упоминали трижды (одни хвалили, другие критиковали). В настоящее время автопортрет хранится в московском Музее личных коллекций, поступил в составе собрания искусствоведа И. С. Зильберштейна.
Известно немало одесских публикаций Гозиасона-студента, пристально изучавшего тогда историю мирового искусства. В августе 1918-го были напечатаны под маркой книгоиздательства "Омфалос" две его брошюры: Ф. Гозиасон. Жизнь и творчество Эль Греко; О. Роден. Молодым художникам: Посмертная статья. Перевод Ф.Гозиасона.
Рекламировали и третью книгу, но издание не состоялось из-за очередной смены властей в городе: М. Рафаэль. От Моне до Пикассо. Перевод Ф. Гозиасона.
Среди статей Гозиасона в периодике обратим внимание на две, посвященные описанию собрания живописи и графики известного одесского коллекционера М.В. Брайкевича (24), незадолго перед тем эмигрировавшего. Отметим еще информацию в прессе о докладах Гозиасона в разных общественных собраниях: "О портретах Сезанна" (25); "Кризис образа в современной живописи" (26). Любопытна реплика журналиста: "Доклад г. Гозиасона был принят очень тепло собравшейся публикой". Судя по всему, состоятельный студент регулярно следил за изданиями русских и зарубежных книг по искусству, выписывал периодику, успел собрать неплохую библиотеку. В одном из писем он упомянул, как перед отъездом из Одессы осенью 1919-го "книги мои я продал букинисту Бакалу (на быв. Гаванной улице)" (27). На одесском книжном рынке в 1960-х годах приходилось встречать экземпляры изданий начала ХX столетия с наклеенным экслибрисом Гозиасона. Среди них запомнились: монография С. Яремича о Врубеле; Ю. Мейер-Грефе. Импрессионисты; К. Моклер. Импрессионизм, его история, его эстетика, его мастера; номера журнала "Аполлон".
В мае 1917-го другой рисунок Гозиасона украсил сборник стихов "Всадник" одесского поэта и художника Вениамина Бабаджана, находившегося на фронте (19). Автор стихов был старше Гозиасона на четыре года, их связывала тесная дружба с гимназических лет, общность интересов, совместное участие во многих начинаниях. По ряду признаков можно думать, что Бабаджан играл в этом тандеме роль наставника (см. далее).
Дебют Гозиасона как живописца состоялся в ноябре того же 1917 года. На выставке Общества независимых художников в городском музее изящных искусств демонстрировался "Вакх и Ариадна. Эскиз к декоративному панно" (20). Выставка продолжалась с 26 ноября 1917 по 7 января 1918 года (21). Экспонат хорошо запомнился поэту Исидору Бобовичу (брату упомянутого Бориса): "Кажется, в 1918 г. я видел на выставке в Одессе картину работы Гозиасона. Картина была на мифологический сюжет и называлась, кажется, "Торжество Диониса". Изображены были на нем, насколько я пом-ню, львы и фигуры вакханок" (22).
Еще одно живописное произведение Гозиасона, его автопортрет, было показано на совместной выставке "южно-русских" и "независимых" в июне-августе 1918 года в залах Художественного училища, организованной местным Обществом изящных искусств в попытке примирить соперничающие группы (23). Каталог не издавался, но была обширная пресса, в журнальных и газетных обзорах картину Гозиасона упоминали трижды (одни хвалили, другие критиковали). В настоящее время автопортрет хранится в московском Музее личных коллекций, поступил в составе собрания искусствоведа И. С. Зильберштейна.
Известно немало одесских публикаций Гозиасона-студента, пристально изучавшего тогда историю мирового искусства. В августе 1918-го были напечатаны под маркой книгоиздательства "Омфалос" две его брошюры: Ф. Гозиасон. Жизнь и творчество Эль Греко; О. Роден. Молодым художникам: Посмертная статья. Перевод Ф.Гозиасона.
Рекламировали и третью книгу, но издание не состоялось из-за очередной смены властей в городе: М. Рафаэль. От Моне до Пикассо. Перевод Ф. Гозиасона.
Среди статей Гозиасона в периодике обратим внимание на две, посвященные описанию собрания живописи и графики известного одесского коллекционера М.В. Брайкевича (24), незадолго перед тем эмигрировавшего. Отметим еще информацию в прессе о докладах Гозиасона в разных общественных собраниях: "О портретах Сезанна" (25); "Кризис образа в современной живописи" (26). Любопытна реплика журналиста: "Доклад г. Гозиасона был принят очень тепло собравшейся публикой". Судя по всему, состоятельный студент регулярно следил за изданиями русских и зарубежных книг по искусству, выписывал периодику, успел собрать неплохую библиотеку. В одном из писем он упомянул, как перед отъездом из Одессы осенью 1919-го "книги мои я продал букинисту Бакалу (на быв. Гаванной улице)" (27). На одесском книжном рынке в 1960-х годах приходилось встречать экземпляры изданий начала ХX столетия с наклеенным экслибрисом Гозиасона. Среди них запомнились: монография С. Яремича о Врубеле; Ю. Мейер-Грефе. Импрессионисты; К. Моклер. Импрессионизм, его история, его эстетика, его мастера; номера журнала "Аполлон".
в Одессе. 1918
Гражданская война продолжалась, Одессу наполняли толпы беженцев с Севера. В феврале-марте 1919-го доминировали беглецы из Киева, среди них оказалась и достаточно известная Александра Экстер - художник-новатор и педагог. Она провела в нашем городе свыше года, сблизилась с местной творческой элитой, выступала с лекциями на темы современного отечественного и западного искусства, открывала собственные студии (29).
Ее педагогическими достижениями сразу же заинтересовался Бабаджан, в его рабочих тетрадях сохранились конспективные записи лекций киевской гостьи. По всей видимости, рядом был и Гозиасон, так как осенью он уже пребывал в числе ее сотрудников. 28 сентября (11 октября) 1919-го в газете было опубликовано обстоятельное интервью Гозиасона "Художник в театре (Беседа с Александрой Экстер)": "В беседе с нами г-жа Экстер подробно изложила свои взгляды на задачи художника в новом театре" (30). В прессе промелькнуло несколько сообщений из мастерской Экстер: "Занятия по теории и истории искусства под руководством прив.-доц. К.В.Мочульского, Вениам. Бабаджана и Филиппа Гозиасона" (31); "В мастерской-студии А. Экстер начались занятия по теории искусства <...>. Художник Ф. Г. Гозиасон начал цикл лекций по истории французской живописи в XIX веке" (32).
Эти две газетные информации, от 13(26) и 14(27) ноября 1919 года, оказалась последними упоминаниями фамилии Гозиасона. Далее - пришло время эмиграции... По сведениям Г. Ф. Коваленко, обнаруженным в зарубежных источниках, "21 ноября уезжает Ф. Гозиасон" (33). Если дата "21 ноября" обозначена по европейскому "новому" летосчислению, оба предыдущих сообщения о Гозиасоне вышли из печати с опозданием, его уже не было в Одессе.
Волею политических обстоятельств Гозиасон навсегда покинул родной город, где его знали и ценили друзья, где он достиг определенного общественного положения и успеха. Было ему чуть менее 22 лет. Университет он не успел закончить, художественного образования не получил. Взамен он располагал знаниями в области истории искусств, опытом работы в экспериментальных новаторских студиях, пониманием современных живописных исканий.
Что ждало его на чужбине?
В 1920-х годах советская цензура еще допускала упоминания в нейтральной прессе о деятельности русских художников-эмигрантов за рубежом. До Одессы эпизодически доходила случайная информация о Гозиасоне:
1922 г. Целый синклит молодых художников <...> находим в роли ближайших сотрудников-декораторов при "Русском Романтическом театре", только что организованном в Берлине <…>. Театр намерен ставить балеты: <...> "Миллионы Арлекина" Мариуса Петипа (Боберман и Гозиассон) <....>. Эскизы декораций и костюмов этих художников были представлены на большой берлинской "Безжюрийной выставке 1922 г.", где скопилось около 2000 произведений искусства, и они пользовались там значительным успехом (34).
В позднейших мемуарах балерины этого театра Нины Тихоновой находим: <...> на занавесе эмблема театра работы Филиппа Гозиасона и Владимира Бобермана; "Кватроченто" <...> в декорациях и костюмах Филиппа Гозиасона и Владимира Бобермана [1924, гастроли театра в Париже] (35).
1923 г. В Харкові засновується "Леф" ["Левый фронт искусства"] <...>. Налагоджений зв'язок окремими представниками з <...>, Венецією (Ф.Гозіасон) (36).
1924 г. Берлинское издательство "Вальтер и Ракинт" выпустило две новых иллюстрированных книги - <...> и "Рим" Гоголя. <...> Менее колоритны и темпераментны литографии Филиппа Гозиасона - кажется, родом одессита - к "Риму" Гоголя размером тоже во всю страницу <...> книги, вообще крайне привлекательной своим форматом, красивой бумагой цвета слоновой кости и единством колонн бисерного шрифта с очень широкими полями (37). Повторно об этом издании книги Гоголя с шестью литографиями Гозиасона П.Эттингер упомянул в 1927 году в киевском журнале "Бібліологічні вісті". Дано описание книги: "1924. (25x16). Стор. 43+3 ненум. 400 нум. прим. Ілюст. (6 рис. на окр. стор.)" (38).
В 1928 году в Москве прошла выставка современного французского искусства, привезенная из Парижа. Был издан обстоятельный каталог с двумя разделами: "Французская часть выставки" (129 работ) и "Русская часть выставки" (осевшие во Франции выходцы из России, 133 номера). Среди участников обеих групп - многие выдающиеся мастера, признанные сегодня классиками. Гозиасон был представлен двумя полотнами: "Женская голова" (х.м. 53x45) и "Рисовальщик" (х.м. 162х97). Дана краткая биографическая справка: <...> Учился в Одесском художественном училище. С 1916 г. принимал участие на выставках Одесского О-ва независимых художников. В 1919 г. уехал в Италию. В 1922 г. персональная выставка в Галерее Brogaglia в Риме. В 1922 и 23 г. жил в Берлине. Участвовал на Интернациональной выставке в Дюссельдорфе. В Париже с 1924 г. Участвовал в "Осеннем Салоне" 1924 г. и в "Салоне Независимых" 1925, 1926 гг., на групповых выставках в частных галереях (39). В тексте несколько неточностей: об учебе в художественном училище (см. ранее); первое участие на выставке Независимых - осень 1917; персональная выставка в Риме - в 1921-м; учеба в университете не освещена.
Следующее по времени беглое упоминание о Гозиасоне в советской печати обнаружилось спустя полстолетия, в 1977 году, в очерках Н.Яворской о современной французской живописи. Неожиданное новшество: фамилия художника несколько раз названа в книге как "Осиассон" (40). Аналогично - в "Энциклопедии живописи", изданной в Москве в 1999-м, но вместо "Осиассон" возник "Озиасон" (41). Эти варианты, основанные, видимо, на произношении фамилии в устной французской речи, внесли ненужную путаницу, осложнили работу библиографов.
1922 г. Целый синклит молодых художников <...> находим в роли ближайших сотрудников-декораторов при "Русском Романтическом театре", только что организованном в Берлине <…>. Театр намерен ставить балеты: <...> "Миллионы Арлекина" Мариуса Петипа (Боберман и Гозиассон) <....>. Эскизы декораций и костюмов этих художников были представлены на большой берлинской "Безжюрийной выставке 1922 г.", где скопилось около 2000 произведений искусства, и они пользовались там значительным успехом (34).
В позднейших мемуарах балерины этого театра Нины Тихоновой находим: <...> на занавесе эмблема театра работы Филиппа Гозиасона и Владимира Бобермана; "Кватроченто" <...> в декорациях и костюмах Филиппа Гозиасона и Владимира Бобермана [1924, гастроли театра в Париже] (35).
1923 г. В Харкові засновується "Леф" ["Левый фронт искусства"] <...>. Налагоджений зв'язок окремими представниками з <...>, Венецією (Ф.Гозіасон) (36).
1924 г. Берлинское издательство "Вальтер и Ракинт" выпустило две новых иллюстрированных книги - <...> и "Рим" Гоголя. <...> Менее колоритны и темпераментны литографии Филиппа Гозиасона - кажется, родом одессита - к "Риму" Гоголя размером тоже во всю страницу <...> книги, вообще крайне привлекательной своим форматом, красивой бумагой цвета слоновой кости и единством колонн бисерного шрифта с очень широкими полями (37). Повторно об этом издании книги Гоголя с шестью литографиями Гозиасона П.Эттингер упомянул в 1927 году в киевском журнале "Бібліологічні вісті". Дано описание книги: "1924. (25x16). Стор. 43+3 ненум. 400 нум. прим. Ілюст. (6 рис. на окр. стор.)" (38).
В 1928 году в Москве прошла выставка современного французского искусства, привезенная из Парижа. Был издан обстоятельный каталог с двумя разделами: "Французская часть выставки" (129 работ) и "Русская часть выставки" (осевшие во Франции выходцы из России, 133 номера). Среди участников обеих групп - многие выдающиеся мастера, признанные сегодня классиками. Гозиасон был представлен двумя полотнами: "Женская голова" (х.м. 53x45) и "Рисовальщик" (х.м. 162х97). Дана краткая биографическая справка: <...> Учился в Одесском художественном училище. С 1916 г. принимал участие на выставках Одесского О-ва независимых художников. В 1919 г. уехал в Италию. В 1922 г. персональная выставка в Галерее Brogaglia в Риме. В 1922 и 23 г. жил в Берлине. Участвовал на Интернациональной выставке в Дюссельдорфе. В Париже с 1924 г. Участвовал в "Осеннем Салоне" 1924 г. и в "Салоне Независимых" 1925, 1926 гг., на групповых выставках в частных галереях (39). В тексте несколько неточностей: об учебе в художественном училище (см. ранее); первое участие на выставке Независимых - осень 1917; персональная выставка в Риме - в 1921-м; учеба в университете не освещена.
Следующее по времени беглое упоминание о Гозиасоне в советской печати обнаружилось спустя полстолетия, в 1977 году, в очерках Н.Яворской о современной французской живописи. Неожиданное новшество: фамилия художника несколько раз названа в книге как "Осиассон" (40). Аналогично - в "Энциклопедии живописи", изданной в Москве в 1999-м, но вместо "Осиассон" возник "Озиасон" (41). Эти варианты, основанные, видимо, на произношении фамилии в устной французской речи, внесли ненужную путаницу, осложнили работу библиографов.
Репрод. из буклета
его выставки в
«Galerie Karl Flinker».
Paris, 1961
К радости исследователей, в 1994 и 1999 годах вышли из печати в Петербурге два издания биографических словарей русских художников-эмигрантов. Обстоятельная биография Гозиасона дана с сохранением исконного одесского начертания фамилии, но с ошибкой в отчестве: "Гозиасон Филипп Осипович" (42) (вместо Германович). Спорный период учебы сформулирован корректнее, чем в предыдущих случаях: "изучал право и историю искусств в Новороссийском университете, посещал Одесское художественное училище". Отсылая читателей к первоисточнику, приведем основные факты и даты эмигрантских скитаний.
Поначалу - Рим, с выездами в другие города Италии. Видимо, много работал за мольбертом, т.к. в 1921 провел персональную выставку. В 1922 оказался в Берлине, организовал снова свою выставку, участвовал в двух групповых выставках, сотрудничал как декоратор в "Русском романтическом театре", в 1924 выехал с театром на гастроли в Париж, остался здесь надолго, в 1928 получил французское гражданство. До начала Мировой войны (1939) поддерживал отношения с некоторыми художественными группировками, часто выставлялся, в том числе и за рубежом (Милан, Флоренция, Венеция, Рим, Нью-Йорк, Чикаго). "Картины этого периода лиричны, повествовательны, наполнены меланхолической грустью".
В 1939 мобилизован, ранен в боях. Во время немецкой оккупации жил на юге Франции, иллюстрировал библиофильские издания ("Идиот" Достоевского). В 1945-47 читал лекции по истории искусств в Марселе. В 1947 вернулся в Париж, отошел от фигуративного искусства, демонстрировал абстрактные работы. С 1955 - поч-ти ежегодные персональные выставки в Париже, в городах Европы и Америки, в 1973 - очень престижная выставка в Национальном музее современного искусства в Париже. Публиковал статьи по вопросам искусства. Работы представлены в крупнейших музеях Европы и США. В библиографии приведен перечень ряда статей самого Гозиасона и о нем.
Поначалу - Рим, с выездами в другие города Италии. Видимо, много работал за мольбертом, т.к. в 1921 провел персональную выставку. В 1922 оказался в Берлине, организовал снова свою выставку, участвовал в двух групповых выставках, сотрудничал как декоратор в "Русском романтическом театре", в 1924 выехал с театром на гастроли в Париж, остался здесь надолго, в 1928 получил французское гражданство. До начала Мировой войны (1939) поддерживал отношения с некоторыми художественными группировками, часто выставлялся, в том числе и за рубежом (Милан, Флоренция, Венеция, Рим, Нью-Йорк, Чикаго). "Картины этого периода лиричны, повествовательны, наполнены меланхолической грустью".
В 1939 мобилизован, ранен в боях. Во время немецкой оккупации жил на юге Франции, иллюстрировал библиофильские издания ("Идиот" Достоевского). В 1945-47 читал лекции по истории искусств в Марселе. В 1947 вернулся в Париж, отошел от фигуративного искусства, демонстрировал абстрактные работы. С 1955 - поч-ти ежегодные персональные выставки в Париже, в городах Европы и Америки, в 1973 - очень престижная выставка в Национальном музее современного искусства в Париже. Публиковал статьи по вопросам искусства. Работы представлены в крупнейших музеях Европы и США. В библиографии приведен перечень ряда статей самого Гозиасона и о нем.
Долгое время краеведы, уже накопив немало информации о молодом одесском художнике Гозиасоне, почти ничего не знали о дальнейшем его творчестве в эмиграции. В начале 1970-х годов случайно попал в руки альбом о современном западном искусстве, изданный в социалистической Венгрии (на малодоступном венгерском языке), а в нем - одна репродукция абстрактной картины Гозиасона, художника из Парижа. Прошло еще какое-то время, в Одессу привезли из ленинградского Эрмитажа буклет выставки Гозиасона, состоявшейся в Париже в 1961 году. Возникла идея связаться с художником, но никто не осмелился в те времена затевать переписку с эмигрантом. По инициативе журналиста Е. Голубовского обратились за помощью к его знакомой, пожилой учительнице, репатриантке из Франции, Г.Н. Кузнецовой, которая как раз собиралась туда повторно в гости к сестре. Галина Николаевна любезно откликнулась, ей вручили адрес парижской картинной галереи 1961 года и длинный перечень интересующих одесситов вопросов. Осенью 1974 года пришел от нее эмоциональный отчет о состоявшейся встрече:
<...> Я написала <...> владельцу галереи, в которой была выставка Гозиасона в 1961 году. Он <...> дал мне адрес своего бывшего клиента: Philippe Hosiasson, 26, rue Lacretelle, 75015, Paris. <...> На прошлой неделе я была у него и была принята очень любезно. Это симпатичный, приветливый, очень еще бодрый человек, несмотря на свои 76 лет, с молодыми глазами и молодой душой. Он вспоминает родную Одессу с большим теплом и предложил мне сразу записать на бумаге ответы на Ваши вопросы - короче говоря, дал интервью, которое я сейчас Вам и изложу. <...> [Он] был большой приятель Эд. Багрицкого. Они часто друг другу декламировали стихи и Эд. Багрицкий декламировал шепелявя (мода того времени) и особенно любил Вяч. Иванова. Художник Фазини <...>, Ильф, Петров, Катаев, Олеша и Бабель, все крутились вокруг издательства <...>. С Анатолием Фиолетовым Филипп Германович был в меньшей дружбе <...>. Сам Филипп Германович издал в "Омфалосе" монографию о жизни и творчестве Эль Греко <...>. Автор перечел ее недавно и говорит, что ничего не может прибавить, но изменил бы пассаж о Пикассо, о котором отзывался слишком похвально. Он считает, что в творчестве последнего далеко не все гениально и хорошо <...> О Михаиле Лопатто <...> Вениамина Бабаджана, (он караим) Ф. Г. считает замечательной личностью и даровитым поэтом <...> Он также был хорошим живописцем <…> Он [Гозиасон] вспомнил одно стихотворение <...> и мне продиктовал <…> Он рассказал мне, что он писал о художнике Михаиле Ларионове статью, уже здесь, в газете, издаваемой Марком Слонимом <...> Участвовал в этой войне. К его 70-летию ему устроили выставку в Париже в Musee des l'Art Moderne <...> Я не подумала попросить его мне показать что-нибудь из его картин. В комнате - вроде кабинета - в которой мы сидели, были книги, но не было картин <...> Он мне показал статью в каком-то франц. журнале и попросил ее пробежать. В ней он писал об... одесских вывесках, простых, наивных, выразительных, типа лубка, и рассказал, что именно эти вывески, нигде не сохранившиеся и стоящие теперь только в его памяти, были тем толчком, который направил его на путь творчества в области изобразительного искусства. Он меня расспрашивал про Одессу <...> Я просидела, кажется, полтора часа <...> У меня осталось приятное впечатление от Филиппа Германовича, очень благожелательное" (43).
Такое вот письмо-"интервью" пришло из Франции. Было оно на пяти страницах, пришлось процитировать только самое-самое главное. Гозиасон с удовольствием вспоминал имена своих одесских друзей, рассказывал о них многое, цитировал по памяти их стихи. А ведь прошло с тех пор 55 лет, а после Одессы были Рим, Берлин, Париж! Как выяснилось позднее, одесская гостья была у художника за несколько недель до смерти его жены.
Через какое-то время Галина Николаевна вернулась домой, рассказала Е. Голубовскому о состоявшейся встрече. Подготовили серию новых вопросов, а также сувениры - современные открытки с видами города, разные одесские издания. Первое ответное письмо от Гозиасона датировано 11 апреля 1976-го, далее последовала интенсивная переписка (см. Прил. 1). Художник присылал француз-ские статьи о своем творчестве, печатные приглашения на выставки, а также собственную парижскую публикацию 1964 года об одесских вывесках (см. Прил. 2), дополнив ее пятью зарисовками тех вывесок, выполненными по памяти цветными фломастерами (воспроизводим их впервые). В большинстве писем Гозиасона речь шла о его текущей жизни 1970-х годов, выставках, поездках. Последнее из писем - от 16 июля 1977. Через год Г.Кузнецова получила краткое извещение о смерти Филиппа Гозиасона, последовавшей в Париже 13 июля [1978 года] в результате операции (44).
Осенью 1988 года автор этих строк побывал в очередной раз в Ленинграде, где его познакомили с престарелой Евгенией Яковлевной Билинкис, вдовой Бориса Билинкиса, брата жены Ф.Гозиасона. По ее словам, муж когда-то переписывался с Гозиасоном, письма не сохранились. В 1975-1977 годах она восстановила заочное знакомство, получила из Парижа полтора десятка писем и почтовых открыток, которые охотно передала в Одессу (45).
Таким образом, в Одессе насчитывается в общей сложности 27 писем и почтовых открыток (соответственно 14 и 13), отправленных Гозиасоном в 1975-1977 годах из Парижа, Роккамаре, Венса в Одессу (Г.Кузнецовой и Е.Голубовскому) и в Ленинград (Е.Билинкис). Мелкий, четкий, легко читаемый почерк - не верится, что автору минуло 77 лет. Прекрасный литературный язык старого русского интеллигента, сохранившийся несмотря на полстолетия эмиграции (такого теперь, увы, не услышишь). Любопытная орфография - смесь дореволюционной и новой советской. Эпизодически встречаются архаические "ять" и "фита", а рядом - апостроф, придуманный советской властью и ею же позднее отмененный: об'явления, с'ездить... Сравнительно частое применение буквы "і" перед гласной: купаніе, іюнь, иниціатива, Сіена, Тиціан, населеніе... Бросается в глаза оригинальная форма родительного падежа прилагательных и местоимений: большово, вашево, русскаво, печальнаво, ленинградскаво, чево, этово, даже - Голубовскаво! Еще одна особенность - в начале каждого письма перед датой обязательно указывается полный почтовый адрес отправителя, в Париже или в поездке. Большинство писем (кроме нескольких новогодних поздравлений) наполнены интереснейшей информацией о текущей жизни художника, его творчестве, выставках, путешествиях, комментариями к собственным работам, экскурсами в историю искусства. Проникновенные строки посвящены памяти жены, с которой прожито свыше пятидесяти лет.
Сообразуясь с реальными возможностями объема статьи, к публикации выбраны (см. Прил. 1) самые интересные письма. Почти полностью повторено только первое из них - для характеристики стиля автора, в остальных же опущены некоторые повторения, описания природы, информация о посторонних персонажах, рассказы о "домработнице", общие вежливые фразы в начале и конце каждого послания, почтовые адреса автора. Купюры отмечены отточиями: <...>. Тексты приближены к современной орфографии.
В заключение отметим: среди многих молодых "левых" художников, ушедших в те революционные годы из Одессы в эмиграцию, Гозиасону суждено было успешнее других завоевать на чужбине еще при жизни полноценное признание, и не только в Париже, но и в европейских центрах и даже за океаном. И сегодня, спустя почти сорок лет после смерти, проходят его посмертные выставки (например, в Италии), работы появляются на престижных аукционах.
Примечания
1 Лущик С. Художник Гозиасон // Бабаджан В. Из творческого наследия. - Одесса, 2004. - Т. 2: Лущик С. Вениамин Бабаджан: Жизнь и творчество. - С. 538-543; 559.
2 Гос. архив Одес. обл. (далее - ГАОО). - Ф. 39. Одесский раввинат. - Оп. 5. - Д. 87. Метрическая книга о рождении. 1898. - Л. 81. № 314.
3 Хронологический справочник (XIX и XX века) / Сост. М.И. Перпер. - Л.: Наука, 1984. - С. 20-21. См. напр.: Galerie Karl Flinker. - Philippe Hosiasson: [Буклет выставки]. - Paris, 1961. - P. [12]: "<…> ne le 15 Fevrier 1898 a Odessa".
5 "Гозиасон Филипп Осипович. 15.02.1898 (Одесса ) <…>" // Лейкинд О.Л., Махров К.В., Северюхин Д.Я. Художники Русского Зарубежья. 1917-1939: Биографический словарь. - С.Пб, 1999. - С. 228. - Ошибка в отчестве: не Осипович, но Германович.
6 Лущик С. Книжный знак как исторический документ // Дерибасов-ская-Ришельевская: Одесский альманах. - № 14. - Одесса, 2003. - С. 32: ил.
7 ГАОО. - Ф. 39. - Оп. 5. - Д. 84. О бракосочетавшихся. 1897. - Л. 62, об. № 365.
8 Лущик С. Обнаружена неизвестная картина Леонида Пастернака // Дерибасовская-Ришельевская: Одесский альманах. - № 17. - Одесса, 2004. - С. 182-186.
9 Незабытые могилы: Российское зарубежье: некрологи 1917-1997 /Сост. В.Н.Чуваков. - Т. 2. - М., 1999. - С. 131.
10 ГАОО. - Ф. 45. Новороссийский университет. - Оп. 5. - Д. 3319. Дело студента Гозиасона Филиппа Гозиас-Германовича.
11 Images de Pouchkine. Portraits d'exil: dans l'oeuvre des peintres russes emigre en France 1920-1970: Collection Rene Guerra. - La Ville d'Issy-les-Moulineaux, 1999. - P. 109.
12 Philippe Hosiasson // Le petit Journal des grandes Expositions. - Paris, 1973. - P. [4].
13 Письма Ф.Гозиасона к Г.Кузнецовой. - Париж, 18 окт. и 17 нояб. 1976.
14 ГАОО. - Ф. 39. - Оп. 5. - Д. 166. Книга II на записку бракосочетавшихся в г. Одессе евреев на 1918 год. - Л. 37. № 1559.
15 Письмо Ф.Гозиасона в Ленинград к Е.Билинкис. - Париж, 24 февр. 1975.
16 Бобович Б., Кранцфельд А. Неискренние стихи. - Одесса, 1916. - Тип. С.Розенштрауха. - 32 с. - Тираж 240 экз.
17 Запись разговора с Б.Бобовичем. - Москва, 8 июня 1972.
18 Яворская А. Искреннее чувство "Неискренних стихов" // Дерибасовская-Ришельевская: Одесский альманах. - № 5. - Одесса, 2001. - С. 156-171: ил. на с. 159.
19 Бабаджан В. Всадник: Цикл стихотворений / Рисунок худ. Ф.Гозиасона. - Одесса; Омфалос, 1917. - С. 3.
20 Выставка картин Общества независимых художников. Ноябрь и декабрь 1917. - [Одесса], 1917. - С. 3, № 34. - С. 15: Адреса членов и экспонентов: <…> Гозиасон Ф. Ланжероновская 9.
21 Общество независимых художников в Одессе: Библиографический указатель / Сост. О. М. Барковская. - Одесса, 2004. - С. 38.
22 Письмо И.Бобовича к С.Лущику. - Ташкент, 23 июля 1976.
23 Общество независимых художников в Одессе: Библиографический указатель / Сост. О.М. Барковская. - Одесса, 2004. - С. 49.
24 Гозиасон Ф. Собрание картин В.М.Брайкевича в университетском музее // Одес. листок. - 1919. - 7(20) сент. - С. 4; То же. - 7(20) нояб. - С. 4.
25 Мочульский К. Общество изучения искусств при Новороссийском университете // Одес. листок. - 1919. - 13(26) сент. - С. 4.
26 А.Ш. Кружок "Среда" // Одес. листок. - 1919. - 25 окт. (7 нояб.). - С. 4.
27 Письмо Ф.Гозиасона к Е.Голубовскому. - Париж, 19 марта. 1977.
28 Подробнее см.: Лущик С. Свободная мастерская // Бабаджан В. Из творческого наследия. - Одесса, 2004. - Т. 2: Лущик С. Вениамин Бабаджан: Жизнь и творчество. - С. 420-433.
29 Лущик С. В студиях художницы Александры Экстер // Там же. - С. 466-487.
30 Гозиасон Ф. Художник в театре: (Беседа с Александрой Экстер) // Одес. листок. - 1919. - 28 сент. (11 окт.). - С. 3.
31 Мастерская живописи Александры Экстер // Одес. листок. - 1919. - 13(26) окт. - С. 1 [Объявление].
32 Литературная хроника // Одес. листок. - 1919. - 14(27) нояб. - С. 4.
33 Коваленко Г. Александра Экстер в Одессе. 1919-1920 // Искусствознание. - № 2/99. - М., 1999. - С. 421; 428, примеч. 129: Hosiasson Philippe. A cura di Stefano De Rosa. Firenze, 1995. - P. 35.
34 P.E. [Эттингер П.]. Rossica // Среди коллекционеров. - М., 1922. - № 11-12, нояб.-дек. - С. 27.
35 Тихонова Н. Девушка в синем. - М., 1992. - С. 61; 83.
36 Червоний шлях. - Харків, 1923. - № 2, травень. - С. 257.
37 P.E. [Эттингер П.]. Rossica // Среди коллекционеров. - М., 1924. - № 1-2, янв.-февр. - С. 33-34.
38 Еттінгер П. Гоголь в чужоземних і закордонних ілюстрованих виданнях останнього десятиліття // Бібліологічні вісті. - Київ, 1927. - № 3(16). - С. 36,41.
39 Каталог выставки современного французского искусства. - М.: Изд. комитета выставки, 1928. - 2-е изд. - С. 58.
40 Яворская Н.В. Современная французская живопись: Очерки. - М., 1977. - С. 25, 129, 132, 194.
41 Энциклопедия живиписи. - М., [1999]. - С. 505.
42 "Гозиасон <…>" // Лейкинд О. Л., Махров К. В., Северюхин Д. Я. Художники Русского Зарубежья. 1917-1939: Биографический словарь. - С.Пб, 1999. - С. 228.
43 Письмо Г.Кузнецовой к Е.Голубовскому. - Роанн (Луара), 17 окт. 1974. - С. 1-5.
44 Письмо П.Буассье к Г.Кузнецовой. - Paris, [почт. штемп. 24.7.1978]. - Текст по-франц.
45 Подробнее см.: Лущик С. Художник Гозиасон // Бабаджан В. Из творческого наследия. - Одесса, 2004. - Т. 2: Лущик С. Вениамин Бабаджан: Жизнь и творчество. - С. 545-547.
1 Лущик С. Художник Гозиасон // Бабаджан В. Из творческого наследия. - Одесса, 2004. - Т. 2: Лущик С. Вениамин Бабаджан: Жизнь и творчество. - С. 538-543; 559.
2 Гос. архив Одес. обл. (далее - ГАОО). - Ф. 39. Одесский раввинат. - Оп. 5. - Д. 87. Метрическая книга о рождении. 1898. - Л. 81. № 314.
3 Хронологический справочник (XIX и XX века) / Сост. М.И. Перпер. - Л.: Наука, 1984. - С. 20-21. См. напр.: Galerie Karl Flinker. - Philippe Hosiasson: [Буклет выставки]. - Paris, 1961. - P. [12]: "<…> ne le 15 Fevrier 1898 a Odessa".
5 "Гозиасон Филипп Осипович. 15.02.1898 (Одесса ) <…>" // Лейкинд О.Л., Махров К.В., Северюхин Д.Я. Художники Русского Зарубежья. 1917-1939: Биографический словарь. - С.Пб, 1999. - С. 228. - Ошибка в отчестве: не Осипович, но Германович.
6 Лущик С. Книжный знак как исторический документ // Дерибасов-ская-Ришельевская: Одесский альманах. - № 14. - Одесса, 2003. - С. 32: ил.
7 ГАОО. - Ф. 39. - Оп. 5. - Д. 84. О бракосочетавшихся. 1897. - Л. 62, об. № 365.
8 Лущик С. Обнаружена неизвестная картина Леонида Пастернака // Дерибасовская-Ришельевская: Одесский альманах. - № 17. - Одесса, 2004. - С. 182-186.
9 Незабытые могилы: Российское зарубежье: некрологи 1917-1997 /Сост. В.Н.Чуваков. - Т. 2. - М., 1999. - С. 131.
10 ГАОО. - Ф. 45. Новороссийский университет. - Оп. 5. - Д. 3319. Дело студента Гозиасона Филиппа Гозиас-Германовича.
11 Images de Pouchkine. Portraits d'exil: dans l'oeuvre des peintres russes emigre en France 1920-1970: Collection Rene Guerra. - La Ville d'Issy-les-Moulineaux, 1999. - P. 109.
12 Philippe Hosiasson // Le petit Journal des grandes Expositions. - Paris, 1973. - P. [4].
13 Письма Ф.Гозиасона к Г.Кузнецовой. - Париж, 18 окт. и 17 нояб. 1976.
14 ГАОО. - Ф. 39. - Оп. 5. - Д. 166. Книга II на записку бракосочетавшихся в г. Одессе евреев на 1918 год. - Л. 37. № 1559.
15 Письмо Ф.Гозиасона в Ленинград к Е.Билинкис. - Париж, 24 февр. 1975.
16 Бобович Б., Кранцфельд А. Неискренние стихи. - Одесса, 1916. - Тип. С.Розенштрауха. - 32 с. - Тираж 240 экз.
17 Запись разговора с Б.Бобовичем. - Москва, 8 июня 1972.
18 Яворская А. Искреннее чувство "Неискренних стихов" // Дерибасовская-Ришельевская: Одесский альманах. - № 5. - Одесса, 2001. - С. 156-171: ил. на с. 159.
19 Бабаджан В. Всадник: Цикл стихотворений / Рисунок худ. Ф.Гозиасона. - Одесса; Омфалос, 1917. - С. 3.
20 Выставка картин Общества независимых художников. Ноябрь и декабрь 1917. - [Одесса], 1917. - С. 3, № 34. - С. 15: Адреса членов и экспонентов: <…> Гозиасон Ф. Ланжероновская 9.
21 Общество независимых художников в Одессе: Библиографический указатель / Сост. О. М. Барковская. - Одесса, 2004. - С. 38.
22 Письмо И.Бобовича к С.Лущику. - Ташкент, 23 июля 1976.
23 Общество независимых художников в Одессе: Библиографический указатель / Сост. О.М. Барковская. - Одесса, 2004. - С. 49.
24 Гозиасон Ф. Собрание картин В.М.Брайкевича в университетском музее // Одес. листок. - 1919. - 7(20) сент. - С. 4; То же. - 7(20) нояб. - С. 4.
25 Мочульский К. Общество изучения искусств при Новороссийском университете // Одес. листок. - 1919. - 13(26) сент. - С. 4.
26 А.Ш. Кружок "Среда" // Одес. листок. - 1919. - 25 окт. (7 нояб.). - С. 4.
27 Письмо Ф.Гозиасона к Е.Голубовскому. - Париж, 19 марта. 1977.
28 Подробнее см.: Лущик С. Свободная мастерская // Бабаджан В. Из творческого наследия. - Одесса, 2004. - Т. 2: Лущик С. Вениамин Бабаджан: Жизнь и творчество. - С. 420-433.
29 Лущик С. В студиях художницы Александры Экстер // Там же. - С. 466-487.
30 Гозиасон Ф. Художник в театре: (Беседа с Александрой Экстер) // Одес. листок. - 1919. - 28 сент. (11 окт.). - С. 3.
31 Мастерская живописи Александры Экстер // Одес. листок. - 1919. - 13(26) окт. - С. 1 [Объявление].
32 Литературная хроника // Одес. листок. - 1919. - 14(27) нояб. - С. 4.
33 Коваленко Г. Александра Экстер в Одессе. 1919-1920 // Искусствознание. - № 2/99. - М., 1999. - С. 421; 428, примеч. 129: Hosiasson Philippe. A cura di Stefano De Rosa. Firenze, 1995. - P. 35.
34 P.E. [Эттингер П.]. Rossica // Среди коллекционеров. - М., 1922. - № 11-12, нояб.-дек. - С. 27.
35 Тихонова Н. Девушка в синем. - М., 1992. - С. 61; 83.
36 Червоний шлях. - Харків, 1923. - № 2, травень. - С. 257.
37 P.E. [Эттингер П.]. Rossica // Среди коллекционеров. - М., 1924. - № 1-2, янв.-февр. - С. 33-34.
38 Еттінгер П. Гоголь в чужоземних і закордонних ілюстрованих виданнях останнього десятиліття // Бібліологічні вісті. - Київ, 1927. - № 3(16). - С. 36,41.
39 Каталог выставки современного французского искусства. - М.: Изд. комитета выставки, 1928. - 2-е изд. - С. 58.
40 Яворская Н.В. Современная французская живопись: Очерки. - М., 1977. - С. 25, 129, 132, 194.
41 Энциклопедия живиписи. - М., [1999]. - С. 505.
42 "Гозиасон <…>" // Лейкинд О. Л., Махров К. В., Северюхин Д. Я. Художники Русского Зарубежья. 1917-1939: Биографический словарь. - С.Пб, 1999. - С. 228.
43 Письмо Г.Кузнецовой к Е.Голубовскому. - Роанн (Луара), 17 окт. 1974. - С. 1-5.
44 Письмо П.Буассье к Г.Кузнецовой. - Paris, [почт. штемп. 24.7.1978]. - Текст по-франц.
45 Подробнее см.: Лущик С. Художник Гозиасон // Бабаджан В. Из творческого наследия. - Одесса, 2004. - Т. 2: Лущик С. Вениамин Бабаджан: Жизнь и творчество. - С. 545-547.
Оригиналы писем, фото и рисунков Ф. Гозиасона - в собрании С. Лущика (дар Е. Голубовского и Е. Билинкис).
ПИСЬМА Ф.ГОЗИАСОНА*
Г.Н. Кузнецовой в Одессу
26, rue Lacretelle
75015 Paris
11 апреля 76
26, rue Lacretelle
75015 Paris
11 апреля 76
Уважаемая и любезнейшая Г. Н. (простите великодушно, не знаю Вашего имени-отчества - Галина Николаевна, так или нет? Разрешите мои догадки - спасибо заранее...).
Я получил сначала Вашу заказную "бандероль" с документами об Одессе и вслед затем Ваше письмо из Москвы от 1 апреля.
И то, и другое тронули меня глубоко - прошу Вас верить искренности моей признательности за память и внимание.
Вы легко можете себе представить, как мне тяжело не иметь возможности поделиться с моей горячо любимой Оленькой. Вот уж свыше 16 месяцев, как она меня покинула, а поженились мы в 1918 году!
Чего я Вам, кажется, не сообщил, это печального случая, происшедшего со мной через несколько месяцев после тяжкой ночи 1 ноября 74 года: 14 марта 1975 я был опрокинут автомобилем в дождливый вечер, переходя Бульвар Распай на углу С. Жермэн. Результат - перелом правой ноги под коленом, сильная потеря крови - но к счастью, операция, произведенная в ту же ночь благодаря стараниям большого друга, д-ра Пьера Буассье. После этого два месяца кровати в клинике, мучительное лечение пролежней (кожа моя ненормально чувствительна), потом месяц у д-ра Буассье в Руайя (все еще в гипсе). В июне вернули меня в Париж, сняли гипс, начали учить ходить. Очень помогли мне купания в океане в августе, куда поехал, сопровождаемый кинези-терапевтом. С сентября я вернулся на rue Lacretelle.
За это время я потерял ателье на rue [неразб.], т.к. дом разрушают. Работаю у себя в комнате, которую Вы знаете - теперь мне, увы, нечего опасаться, что запахи красок и скипидара будут беспокоить... Продолжаю до сих пор медицинскую гимнастику, хожу прилично с палкой, но быстро устаю, нога мало сгибается, поэтому сходить с лестниц трудно, подниматься легче.
Не сочтите меня сумасшедшим, но я вижу в том, что произо-шло, некую справедливость: я должен был без Оленьки измениться даже физически.
Теперь я прихрамывающий старец, но работать могу и пишу, сколько сил хватает. Оных не так уж много, иногда перебарщиваю. Но в этом смысл моего существования. Я очень тронут интересом к моему творчеству как Вашим, так и Евгения Михайловича Голубовского. Очень прошу передать ему привет и теплую благодарность. Но знаете ли вы оба, что я "нефигуративный" художник? Я сначала довел "фигурацию" до классичности - покойный Александр Бенуа ее ценил - но во время войны, после мучительных исканий, пошел по другому пути. К концу 50 годов пришло признание. Я смог жить без побочных служб и т.д. Теперь в одних С.А.С.Штатах [Северо-Американских Соединенных Штатах] мои вещи в 20-ти музеях. Здесь, Musee National, б. Art Modern, устроил в 73 году - мою выставку (что редкость). Этой осенью новый музей Beaubourg (заменяющий все прежние, посв. современной живописи) представил вещи современных художников, принадлежащие государству, отвел особый зал для моих вещей.
Я вышлю Вам на днях, в незаклеенном, но перевязанном конверте, заказным, кое-какие материалы с репродукциями. Надеюсь, не испугаетесь ни Вы, ни Евгений Михайлович. Наброски по памяти об одесских вывесках пришлю тоже несколько позже. Сейчас, простите, устал.
О моих "вехах" мне писать трудно - как-то не выходит писать о себе. Вы их найдете в статье Michel Ragon'а, которую я пошлю отдельным оттиском с другими материалами. Потом дополню <...>
В следующем письме пришлю воспоминания (рисованные) об одесских вывесках и небольшие комментарии к "вехам" Рагона.
Мои архивы в Galerie "Regards", 40, rue de l'Universite 75007 Paris, принадлежащей друзьям Буассье. Мне нужно туда съездить, чтобы приготовить посылку - сделаю это к концу недели.
А пока разрешите еще раз от души поблагодарить Вас.
Сердечно Ваш Ф. Гозиассон
Р.S. Для точности: я родился на углу Ришельевской и Успен-ской - только пяти лет переехал с родителями на Ланжероновскую, против театра.
* Публикуются впервые
Я получил сначала Вашу заказную "бандероль" с документами об Одессе и вслед затем Ваше письмо из Москвы от 1 апреля.
И то, и другое тронули меня глубоко - прошу Вас верить искренности моей признательности за память и внимание.
Вы легко можете себе представить, как мне тяжело не иметь возможности поделиться с моей горячо любимой Оленькой. Вот уж свыше 16 месяцев, как она меня покинула, а поженились мы в 1918 году!
Чего я Вам, кажется, не сообщил, это печального случая, происшедшего со мной через несколько месяцев после тяжкой ночи 1 ноября 74 года: 14 марта 1975 я был опрокинут автомобилем в дождливый вечер, переходя Бульвар Распай на углу С. Жермэн. Результат - перелом правой ноги под коленом, сильная потеря крови - но к счастью, операция, произведенная в ту же ночь благодаря стараниям большого друга, д-ра Пьера Буассье. После этого два месяца кровати в клинике, мучительное лечение пролежней (кожа моя ненормально чувствительна), потом месяц у д-ра Буассье в Руайя (все еще в гипсе). В июне вернули меня в Париж, сняли гипс, начали учить ходить. Очень помогли мне купания в океане в августе, куда поехал, сопровождаемый кинези-терапевтом. С сентября я вернулся на rue Lacretelle.
За это время я потерял ателье на rue [неразб.], т.к. дом разрушают. Работаю у себя в комнате, которую Вы знаете - теперь мне, увы, нечего опасаться, что запахи красок и скипидара будут беспокоить... Продолжаю до сих пор медицинскую гимнастику, хожу прилично с палкой, но быстро устаю, нога мало сгибается, поэтому сходить с лестниц трудно, подниматься легче.
Не сочтите меня сумасшедшим, но я вижу в том, что произо-шло, некую справедливость: я должен был без Оленьки измениться даже физически.
Теперь я прихрамывающий старец, но работать могу и пишу, сколько сил хватает. Оных не так уж много, иногда перебарщиваю. Но в этом смысл моего существования. Я очень тронут интересом к моему творчеству как Вашим, так и Евгения Михайловича Голубовского. Очень прошу передать ему привет и теплую благодарность. Но знаете ли вы оба, что я "нефигуративный" художник? Я сначала довел "фигурацию" до классичности - покойный Александр Бенуа ее ценил - но во время войны, после мучительных исканий, пошел по другому пути. К концу 50 годов пришло признание. Я смог жить без побочных служб и т.д. Теперь в одних С.А.С.Штатах [Северо-Американских Соединенных Штатах] мои вещи в 20-ти музеях. Здесь, Musee National, б. Art Modern, устроил в 73 году - мою выставку (что редкость). Этой осенью новый музей Beaubourg (заменяющий все прежние, посв. современной живописи) представил вещи современных художников, принадлежащие государству, отвел особый зал для моих вещей.
Я вышлю Вам на днях, в незаклеенном, но перевязанном конверте, заказным, кое-какие материалы с репродукциями. Надеюсь, не испугаетесь ни Вы, ни Евгений Михайлович. Наброски по памяти об одесских вывесках пришлю тоже несколько позже. Сейчас, простите, устал.
О моих "вехах" мне писать трудно - как-то не выходит писать о себе. Вы их найдете в статье Michel Ragon'а, которую я пошлю отдельным оттиском с другими материалами. Потом дополню <...>
В следующем письме пришлю воспоминания (рисованные) об одесских вывесках и небольшие комментарии к "вехам" Рагона.
Мои архивы в Galerie "Regards", 40, rue de l'Universite 75007 Paris, принадлежащей друзьям Буассье. Мне нужно туда съездить, чтобы приготовить посылку - сделаю это к концу недели.
А пока разрешите еще раз от души поблагодарить Вас.
Сердечно Ваш Ф. Гозиассон
Р.S. Для точности: я родился на углу Ришельевской и Успен-ской - только пяти лет переехал с родителями на Ланжероновскую, против театра.
* Публикуются впервые
<...> Paris
14 мая 76
Уважаемая Галина Николаевна,
Я очень рад, что правильно угадал Ваше имя-отчество, и очень сердечно благодарю за Ваше дружеское письмо от 2-ого мая. Я искренне тронут Вашим и Евгения Михайловича Голубовского интересом к моему творчеству, которое, как я и предвидел, не преминуло показаться Вам несколько чуждым. Я очень ценю Ваше откровенное в этом признание и нисколько не осуждаю Ваш "эклектизм". Я сам обожаю Пуссена, венецианцев, Греко, Гойю - не говоря о Мане, Сезанне, Матиссе. Как видите, мое живописное сердце широко открыто!
Признаюсь, что желание Евг. Мих. поместить статью, сначала в газете, а потом м.б. и в специализированном журнале, о моей живописи меня немало удивляет. Мне кажется, что эта живопись не может не казаться странной и, повторяю, чуждой. Во всяком случае, - Вам виднее, а я могу только благодарить за теплое к ней внимание <…>
Фотографии у меня сохранились либо детские, либо семейные - с друзьями юности нет ничего, к сожалению. Прилагаю при сем 3 зарисовки по памяти двух типов одесских вывесок - табачной лавки и военного портного. Если интересно, постараюсь сделать еще.
Хочу Вас уведомить, что 26 мая собираюсь ехать к морю в Италию, где думаю пробыть месяц <…>
Вы без труда представите себе, как глубоко тронуло меня Ваше упоминание о дорогой моей Ольге - скорбь моя тяжка. Только работа позволяет мне продолжать то, чему она приносила столько жертв в течение долгих лет. В этом мой долг перед ее памятью.
Желаю от всей души всего доброго и шлю привет Евгению Михайловичу.
Сердечно Ваш Филипп Гозиассон
Я очень рад, что правильно угадал Ваше имя-отчество, и очень сердечно благодарю за Ваше дружеское письмо от 2-ого мая. Я искренне тронут Вашим и Евгения Михайловича Голубовского интересом к моему творчеству, которое, как я и предвидел, не преминуло показаться Вам несколько чуждым. Я очень ценю Ваше откровенное в этом признание и нисколько не осуждаю Ваш "эклектизм". Я сам обожаю Пуссена, венецианцев, Греко, Гойю - не говоря о Мане, Сезанне, Матиссе. Как видите, мое живописное сердце широко открыто!
Признаюсь, что желание Евг. Мих. поместить статью, сначала в газете, а потом м.б. и в специализированном журнале, о моей живописи меня немало удивляет. Мне кажется, что эта живопись не может не казаться странной и, повторяю, чуждой. Во всяком случае, - Вам виднее, а я могу только благодарить за теплое к ней внимание <…>
Фотографии у меня сохранились либо детские, либо семейные - с друзьями юности нет ничего, к сожалению. Прилагаю при сем 3 зарисовки по памяти двух типов одесских вывесок - табачной лавки и военного портного. Если интересно, постараюсь сделать еще.
Хочу Вас уведомить, что 26 мая собираюсь ехать к морю в Италию, где думаю пробыть месяц <…>
Вы без труда представите себе, как глубоко тронуло меня Ваше упоминание о дорогой моей Ольге - скорбь моя тяжка. Только работа позволяет мне продолжать то, чему она приносила столько жертв в течение долгих лет. В этом мой долг перед ее памятью.
Желаю от всей души всего доброго и шлю привет Евгению Михайловичу.
Сердечно Ваш Филипп Гозиассон
Villa Lopatto
Pineta di Roccamare
Castiglione della Pesсaia
(Grosseto)
22 июня 1976
Уважаемая Галина Николаевна,
<…> Я знаю иконописца Морозова, моего товарища по гимназии, тоже живущего на Lacretelle, но никогда не видел его работ. В принципе, мое восхищение перед старой русской иконописью так велико, что не могу себе представить, как это удивительное искус-ство может быть "продолжено" в наше время. Это проблема сложная. Будучи здесь, я вновь побывал - что было тяжело в одиночестве - во Флоренции и Сиене. И с особой ясностью - в мои годы - увидел всю сложность связей, которые не перестают существовать между нами и прошлым. Связи эти несомненны, но простому глазу не всегда ясно видны... Но вот и забрел в "искусствоведение" - простите великодушно. Кстати, объясню, почему не сообщаю адреса моего ленинградского корреспондента1: он профессиональный искусствовед - и я интересую его исключительно как живописец. У Вас и у Ваших друзей "одессит" во мне на первом месте. Значит, интересы у Вас разные. Не так ли? Жду письма Евгения Михайловича и рад буду, если сумею ответить на его вопросы.
Посылаю при сем три зарисовки вывесок, которыми исчерпывается веер традиционных "типов вывесок", которые были в ходу в старой Одессе <...> Как я уже писал Вам, моя нога навсегда останется "raide" - но ходить все легче и легче (и, значит, работать). Это, как Вы понимаете, для меня важно <...>
Филипп Гозиассон
1 О "ленинградском корреспонденте" см. далее, в письме к Е. Билинкис от 19 октября 1976.
<…> Я знаю иконописца Морозова, моего товарища по гимназии, тоже живущего на Lacretelle, но никогда не видел его работ. В принципе, мое восхищение перед старой русской иконописью так велико, что не могу себе представить, как это удивительное искус-ство может быть "продолжено" в наше время. Это проблема сложная. Будучи здесь, я вновь побывал - что было тяжело в одиночестве - во Флоренции и Сиене. И с особой ясностью - в мои годы - увидел всю сложность связей, которые не перестают существовать между нами и прошлым. Связи эти несомненны, но простому глазу не всегда ясно видны... Но вот и забрел в "искусствоведение" - простите великодушно. Кстати, объясню, почему не сообщаю адреса моего ленинградского корреспондента1: он профессиональный искусствовед - и я интересую его исключительно как живописец. У Вас и у Ваших друзей "одессит" во мне на первом месте. Значит, интересы у Вас разные. Не так ли? Жду письма Евгения Михайловича и рад буду, если сумею ответить на его вопросы.
Посылаю при сем три зарисовки вывесок, которыми исчерпывается веер традиционных "типов вывесок", которые были в ходу в старой Одессе <...> Как я уже писал Вам, моя нога навсегда останется "raide" - но ходить все легче и легче (и, значит, работать). Это, как Вы понимаете, для меня важно <...>
Филипп Гозиассон
1 О "ленинградском корреспонденте" см. далее, в письме к Е. Билинкис от 19 октября 1976.
<...> Paris
18 окт. 76
Многоуважаемая Галина Николаевна,
Не знаю, как благодарить Вас за столь живое и интересное письмо и за любезную присылку брошюр. Чем и как "реваншироваться", как когда-то говорили в Одессе? (Говорят ли еще?) <...> "Платоническое" приглашение на мою выставку, открывшуюся 4 дня тому назад, по-видимому, не дошло до Вас.
Я сейчас "отдыхаю" от писания картин, но много обязанностей в связи с выставкой отнимают все время и порядком утомляют. Вернисаж прошел очень хорошо и много "важных суждений знатоков", как писал неоценимый Пушкин, исключительно благоприятны произведениям моей старости. Я не премину послать Вам документальные материалы, хотя бы в фотокопиях, по мере их появления. Меня очень трогает - и волнует - инициатива Евг. Mиx. насчет доклада о моем творчестве в "Одессике". Очень сердечно благодарен ему.
В брошюрах, Вами присланных, я нахожу много деталей, вызывающих к жизни столько далеких воспоминаний! Если бы Лялинька могла их перелистать, как она была бы рада! Через несколько дней - 1 ноября - два года со дня ее ухода. Как ноет сердце, сказать не в силах.
Что до Миколы Шелюто, то это настоящий живописец, и мне было приятно рассматривать репродукции брошюры о нем. Но что сказать больше: это приятная "воскресная прогулка" с настоящим солнцем и воздухом. Увы, наш брат требует большего - быть может, напрасно, быть может, в силу исторической эволюции? Ну, вот я опять надоедаю Вам моим неизлечимым "тугодумием" <...>
Сердечно Ваш Ф.Гозиассон
Р.S. Вы говорите о выставке Костанди - неужели Константин Константинович еще жив? Он был очень строг ко мне, во дни оные.
Не знаю, как благодарить Вас за столь живое и интересное письмо и за любезную присылку брошюр. Чем и как "реваншироваться", как когда-то говорили в Одессе? (Говорят ли еще?) <...> "Платоническое" приглашение на мою выставку, открывшуюся 4 дня тому назад, по-видимому, не дошло до Вас.
Я сейчас "отдыхаю" от писания картин, но много обязанностей в связи с выставкой отнимают все время и порядком утомляют. Вернисаж прошел очень хорошо и много "важных суждений знатоков", как писал неоценимый Пушкин, исключительно благоприятны произведениям моей старости. Я не премину послать Вам документальные материалы, хотя бы в фотокопиях, по мере их появления. Меня очень трогает - и волнует - инициатива Евг. Mиx. насчет доклада о моем творчестве в "Одессике". Очень сердечно благодарен ему.
В брошюрах, Вами присланных, я нахожу много деталей, вызывающих к жизни столько далеких воспоминаний! Если бы Лялинька могла их перелистать, как она была бы рада! Через несколько дней - 1 ноября - два года со дня ее ухода. Как ноет сердце, сказать не в силах.
Что до Миколы Шелюто, то это настоящий живописец, и мне было приятно рассматривать репродукции брошюры о нем. Но что сказать больше: это приятная "воскресная прогулка" с настоящим солнцем и воздухом. Увы, наш брат требует большего - быть может, напрасно, быть может, в силу исторической эволюции? Ну, вот я опять надоедаю Вам моим неизлечимым "тугодумием" <...>
Сердечно Ваш Ф.Гозиассон
Р.S. Вы говорите о выставке Костанди - неужели Константин Константинович еще жив? Он был очень строг ко мне, во дни оные.
<...> Paris
17 XI 76
Уважаемая Галина Николаевна,
Огромное спасибо за Ваше столь сердечное письмо от 6-ого ноября. На Ваши размышления об абстрактной живописи - которые я чрезвычайно уважаю, ибо в них залог искренности - предпочитаю сообщить Вам ответы лучших представителей парижской критики, которые Вы найдете в прилагаемых фотокопиях отзывов о моей выставке <...> Заметьте, что из трех выбранных мной отзывов - как самых основательных - два говорят о трагичности моих вещей, а третий - о радости, в которой она создана. Это доказывает, что мoи картины ничего не "навязывают" зрителю, а наоборот, дают ему неограниченную свободу интерпретации, как бы ищут его сотрудничества.
<...> ноябрь месяц мне тяжело переносить. После двухлетней годовщины Лялиного ухода следуют годовщины гибели моей матери и сестры и, в конце, Лялиного брата, которого я очень любил. Мучительный подпочвенный слой моей жизни никогда так остро не ощутим, как в ноябре. Нелегко держаться: только работа помогает как "долг завещанный" (помните Пушкина?).
Благодарю за сведения о К.К. Костанди (правда, он звался Кириак - теперь вспоминается). Очень не любил меня старик за сравнения Сезанна… с Тицианом! Теперь я сам старик, а мнения не переменил <...>
Что до музыки, то она в моем одиночестве стала необходимостью. Друг-доктор подарил мне хороший Соurne-Disque (как это по-русски?), а разные заграничные любители моей продукции создали мне приличную дискотеку классической музыки. Но вкус мой, боюсь, испугает Вас. Так, я бесконечно обожаю Баха (думаю, что это самое великое из всего, что человек создал в искусстве) и Моцарта <...> А вот Бетховена совсем сдал: это адвокатская риторика вместе с простецким описательством <...>
Быстро устаю, но ковыляю на палочке и даже взбираюсь по лестницам <…>
Ваш Ф.Г.
Огромное спасибо за Ваше столь сердечное письмо от 6-ого ноября. На Ваши размышления об абстрактной живописи - которые я чрезвычайно уважаю, ибо в них залог искренности - предпочитаю сообщить Вам ответы лучших представителей парижской критики, которые Вы найдете в прилагаемых фотокопиях отзывов о моей выставке <...> Заметьте, что из трех выбранных мной отзывов - как самых основательных - два говорят о трагичности моих вещей, а третий - о радости, в которой она создана. Это доказывает, что мoи картины ничего не "навязывают" зрителю, а наоборот, дают ему неограниченную свободу интерпретации, как бы ищут его сотрудничества.
<...> ноябрь месяц мне тяжело переносить. После двухлетней годовщины Лялиного ухода следуют годовщины гибели моей матери и сестры и, в конце, Лялиного брата, которого я очень любил. Мучительный подпочвенный слой моей жизни никогда так остро не ощутим, как в ноябре. Нелегко держаться: только работа помогает как "долг завещанный" (помните Пушкина?).
Благодарю за сведения о К.К. Костанди (правда, он звался Кириак - теперь вспоминается). Очень не любил меня старик за сравнения Сезанна… с Тицианом! Теперь я сам старик, а мнения не переменил <...>
Что до музыки, то она в моем одиночестве стала необходимостью. Друг-доктор подарил мне хороший Соurne-Disque (как это по-русски?), а разные заграничные любители моей продукции создали мне приличную дискотеку классической музыки. Но вкус мой, боюсь, испугает Вас. Так, я бесконечно обожаю Баха (думаю, что это самое великое из всего, что человек создал в искусстве) и Моцарта <...> А вот Бетховена совсем сдал: это адвокатская риторика вместе с простецким описательством <...>
Быстро устаю, но ковыляю на палочке и даже взбираюсь по лестницам <…>
Ваш Ф.Г.
<...> Paris
14 I 77
14 I 77
Дорогая Галина Николаевна
<…> Я провел 20 дней в Vence, избегая Ниццы и Болье, где слишком живы еще мучительные воспоминания <...> Удалось благодаря друзьям поездить по холмам, что сзади Vence <...> Открытки Вашей знакомой Ахвледиани очень милы - как все грузинское <...> Ваш же покорный слуга, как Вы прекрасно поняли, живет на другом уровне. Я ясно отдаю себе отчет о трудностях, которые для Вас представляет мое скромное творчество. Не пускаясь в сложные комментарии, скажу только, что художник моего типа не ставит себе очень ясно определенной цели - он начинает со смутного представления о некоем ритме композиции, а потом холст сам собой развивается: художник только подчиняется тому, что выявляется под кистью. И он сам не знает, радостно ли это или трагично. Отсюда разные толкования его не тревожат: он дает зрителю больше свободы, чем это было прежде. Что в этом есть известная истина, видно из того, что один из самых могуче-волевых мастеров, Микеланджело, под конец жизни усомнился в "воле", оставлял статуи не совсем выбитыми из мраморного блока (луврские "Рабы"), а в своих последних "Пиета" (Флорентийский собор и Миланский Кастелло) даже отказался от рациональных пропорций, довольствуясь намеками. Даже в знаменитых фигурах Медицей-ских гробниц уже слабеет рациональная анатомия - тела превращаются в невиданные организмы.
Вообще говоря, наше время близко по духу итальянскому 15-му веку, когда художники завоевывали средства передачи видимого мира, открывая перспективу и анатомию, неизвестные в Средние Века. Только теперь цель совсем другая: средства передачи видимого давно открыты и стали всеобщим достоянием. К тому же появилась фотография, куда более совершенно передающая видимое. Поэтому история толкает нашего брата на поиски в ином направлении. Представление о внутренней жизни человека очень обогатилось и усложнилось. Отсюда трудности в понимании - и тем радостнее для художника, когда он находит отклик, пусть разный по эмоциональной окраске <...>
Искренне Ваш Ф.Г.
<…> Я провел 20 дней в Vence, избегая Ниццы и Болье, где слишком живы еще мучительные воспоминания <...> Удалось благодаря друзьям поездить по холмам, что сзади Vence <...> Открытки Вашей знакомой Ахвледиани очень милы - как все грузинское <...> Ваш же покорный слуга, как Вы прекрасно поняли, живет на другом уровне. Я ясно отдаю себе отчет о трудностях, которые для Вас представляет мое скромное творчество. Не пускаясь в сложные комментарии, скажу только, что художник моего типа не ставит себе очень ясно определенной цели - он начинает со смутного представления о некоем ритме композиции, а потом холст сам собой развивается: художник только подчиняется тому, что выявляется под кистью. И он сам не знает, радостно ли это или трагично. Отсюда разные толкования его не тревожат: он дает зрителю больше свободы, чем это было прежде. Что в этом есть известная истина, видно из того, что один из самых могуче-волевых мастеров, Микеланджело, под конец жизни усомнился в "воле", оставлял статуи не совсем выбитыми из мраморного блока (луврские "Рабы"), а в своих последних "Пиета" (Флорентийский собор и Миланский Кастелло) даже отказался от рациональных пропорций, довольствуясь намеками. Даже в знаменитых фигурах Медицей-ских гробниц уже слабеет рациональная анатомия - тела превращаются в невиданные организмы.
Вообще говоря, наше время близко по духу итальянскому 15-му веку, когда художники завоевывали средства передачи видимого мира, открывая перспективу и анатомию, неизвестные в Средние Века. Только теперь цель совсем другая: средства передачи видимого давно открыты и стали всеобщим достоянием. К тому же появилась фотография, куда более совершенно передающая видимое. Поэтому история толкает нашего брата на поиски в ином направлении. Представление о внутренней жизни человека очень обогатилось и усложнилось. Отсюда трудности в понимании - и тем радостнее для художника, когда он находит отклик, пусть разный по эмоциональной окраске <...>
Искренне Ваш Ф.Г.
<...> Paris
25 мая 77
Дорогая Галина Николаевна,
Ваше письмо, как всегда, меня обрадовало <...> Месяца два тому назад приезжала из Пуатье преподавательница русского языка в ун-те этого города и посетила меня от имени Голубовского, передавши мне от него книгу на украинском языке о крестьянке, делающей декоративные мотивы (по-моему, слишком ловкие - но это мое дело) и подарив банку исключительно прекрасной кетовой икры и русского чаю. Мы очень мило провели с ней время. Она уезжала в Одессу <...> Ваш друг Голубовский Вам все скажет. Поблагодарите его еще раз от моего имени.
Сам я держусь, работаю. 5-ого июля собираюсь лететь в Роккамаре, а 27 оттуда в Шампери (Швейцария). Вернувшись в Париж 18 августа, собираюсь предпринять полет в Оксфорд к сестрам Бори Пастернака. Оттуда собираюсь полететь на полдня в Дублин, где на интернациональной выставке ROSC будут три моих полотна <...>
Искренне Ваш Ф.Г.
Ваше письмо, как всегда, меня обрадовало <...> Месяца два тому назад приезжала из Пуатье преподавательница русского языка в ун-те этого города и посетила меня от имени Голубовского, передавши мне от него книгу на украинском языке о крестьянке, делающей декоративные мотивы (по-моему, слишком ловкие - но это мое дело) и подарив банку исключительно прекрасной кетовой икры и русского чаю. Мы очень мило провели с ней время. Она уезжала в Одессу <...> Ваш друг Голубовский Вам все скажет. Поблагодарите его еще раз от моего имени.
Сам я держусь, работаю. 5-ого июля собираюсь лететь в Роккамаре, а 27 оттуда в Шампери (Швейцария). Вернувшись в Париж 18 августа, собираюсь предпринять полет в Оксфорд к сестрам Бори Пастернака. Оттуда собираюсь полететь на полдня в Дублин, где на интернациональной выставке ROSC будут три моих полотна <...>
Искренне Ваш Ф.Г.
Villa Lopatto1
<...>
16-7-77
<...>
16-7-77
Дорогая Галина Николаевна,
Большое спасибо за Ваше дружеское письмо от 25 мая, которое мне переслали из Парижа <...> Я уже в моем итальянском раю. Набираюсь сил для будущей работы. Пока живy, исполняю свой долг. Moи три вещи в Дублине скорее не камни, а несуществующие растения. Америк. большой художник Мозервелл сказал мне в Париже недавно, что в моих вещах "безымянное присутствие" (unnamed presence). Это хорошая формула. Спасибо за открытку Петрова-Водкина. Он несомненно художник - слишком "буквальный" в передаче видимости. Но это недостаток почти всех, кроме Врубеля. Спасибо огромное за память, за весточку о деревьях Одессы <...>
Дружеский привет Ваш Ф.Гозиассон
Большое спасибо за Ваше дружеское письмо от 25 мая, которое мне переслали из Парижа <...> Я уже в моем итальянском раю. Набираюсь сил для будущей работы. Пока живy, исполняю свой долг. Moи три вещи в Дублине скорее не камни, а несуществующие растения. Америк. большой художник Мозервелл сказал мне в Париже недавно, что в моих вещах "безымянное присутствие" (unnamed presence). Это хорошая формула. Спасибо за открытку Петрова-Водкина. Он несомненно художник - слишком "буквальный" в передаче видимости. Но это недостаток почти всех, кроме Врубеля. Спасибо огромное за память, за весточку о деревьях Одессы <...>
Дружеский привет Ваш Ф.Гозиассон
Почтовая открытка с видом: Roccamare entree a le pinaie.
Е. М. Голубовскому в Одессу
19 марта 77
19 марта 77
Многоуважаемый Евгений Михайлович1,
Огромное спасибо за дружескую записку и прекрасную книгу, которую я еще как следует не просмотрел <...> Но спешу ответить на Ваши вопросы:
1. Михаил Лопатто жив и здоров для своих 85 лет. Я отдыхал у него на вилле около Сиены и собираюсь поехать к нему и этим летом: мне нужно море. В Италии он издал только сборник стихо-творений очень классических. Ника[ко]го архива "Омфалоса" у него нет. Только у меня сохранилась моя брошюрка об Эль Греко, перевод текста Родена и два сборника Бабаджана <…>
2. Анатолия Фиолетова помню; помню даже его шуточное стихотворение, которое мы все повторяли:
О, сколько самообладания <...>
3. Буду очень Вам обязан, если пришлете фотокопию моего экслибриса. Спасибо заранее. Книги мои я продал букинисту Бакалу (на быв. Гаванной улице). Остались ли где-нибудь в Одессе холсты мои - не ведаю.
Искренне рад, что удалось напомнить о прекрасных одесских вывесках.
Шлю Вам самый сердечный и дружеский привет и прошу передать такой же Галине Николаевне Кузнецовой.
Крепко жму руку Ваш Ф.Гозиассон
Огромное спасибо за дружескую записку и прекрасную книгу, которую я еще как следует не просмотрел <...> Но спешу ответить на Ваши вопросы:
1. Михаил Лопатто жив и здоров для своих 85 лет. Я отдыхал у него на вилле около Сиены и собираюсь поехать к нему и этим летом: мне нужно море. В Италии он издал только сборник стихо-творений очень классических. Ника[ко]го архива "Омфалоса" у него нет. Только у меня сохранилась моя брошюрка об Эль Греко, перевод текста Родена и два сборника Бабаджана <…>
2. Анатолия Фиолетова помню; помню даже его шуточное стихотворение, которое мы все повторяли:
О, сколько самообладания <...>
3. Буду очень Вам обязан, если пришлете фотокопию моего экслибриса. Спасибо заранее. Книги мои я продал букинисту Бакалу (на быв. Гаванной улице). Остались ли где-нибудь в Одессе холсты мои - не ведаю.
Искренне рад, что удалось напомнить о прекрасных одесских вывесках.
Шлю Вам самый сердечный и дружеский привет и прошу передать такой же Галине Николаевне Кузнецовой.
Крепко жму руку Ваш Ф.Гозиассон
Hosiasson 26, rue Laсretelle 75015 Paris France
Письмо передано из Парижа в Одессу с оказией.
E. Я. Билинкис в Ленинград
<...> Paris
24-II 75
<...> Paris
24-II 75
Дорогая Женя,
Мне трудно передать словами, сколько тепла принесло мне Ваше письмо, высланное 17 февраля. Кто может так понять меня, как Вы? Если Вы не знали моей Ляли, зато знали Бореньку и родителей. А для Ляли семья до конца оставалась бесконечно любимой. И Вы с Олюшкой - так она вceгда называла далекую племянницу - были для нее чем-то вроде мифа, который связывал ее с вечно живой памятью о семье <…>
Да, Вы ее не знали. А была она существом очень особенным. В этой хрупкой, маленькой женщине жил дух огромной силы. Она это доказала своей могучей - не нахожу другого слова - верой в мою живопись, в мое "дело", в мою "миссию". Сколько раз в очень трудные минуты - а иx было немало в нашей жизни - я соглашался взять работу, исключавшую живопись с тем, чтобы спасти нас от голодной нищеты. И всякий раз встречал с Лялиной стороны самый решительный отпор: "не сдавайся, как-нибудь проживем, живопись бросать нельзя". Если я сегодня кое-чего добился - мои вещи в 18 американских музеях (в том числе две в самом "Метрополитене") и в десятке европейских, если мы могли прожить прилично последние 15 лет - без того, чтобы я работал на стороне - то в этом ее заслуга в гораздо большей степени, чем моя <...>
Мне трудно передать словами, сколько тепла принесло мне Ваше письмо, высланное 17 февраля. Кто может так понять меня, как Вы? Если Вы не знали моей Ляли, зато знали Бореньку и родителей. А для Ляли семья до конца оставалась бесконечно любимой. И Вы с Олюшкой - так она вceгда называла далекую племянницу - были для нее чем-то вроде мифа, который связывал ее с вечно живой памятью о семье <…>
Да, Вы ее не знали. А была она существом очень особенным. В этой хрупкой, маленькой женщине жил дух огромной силы. Она это доказала своей могучей - не нахожу другого слова - верой в мою живопись, в мое "дело", в мою "миссию". Сколько раз в очень трудные минуты - а иx было немало в нашей жизни - я соглашался взять работу, исключавшую живопись с тем, чтобы спасти нас от голодной нищеты. И всякий раз встречал с Лялиной стороны самый решительный отпор: "не сдавайся, как-нибудь проживем, живопись бросать нельзя". Если я сегодня кое-чего добился - мои вещи в 18 американских музеях (в том числе две в самом "Метрополитене") и в десятке европейских, если мы могли прожить прилично последние 15 лет - без того, чтобы я работал на стороне - то в этом ее заслуга в гораздо большей степени, чем моя <...>
Это Боренька нас познакомил на гимназическом балу. Я дружил с ним много раньше, чем узнал Лялю <...> Во время войны, в период наших скитаний с партизанами в Альпах, она показала совершенно поразительную храбрость и npиcyтствиe духа: одна, например, спустилась с гор в одежде кре-сть-ян-ки, чтобы установить контакт с женщинами, оставшимися в занятой СС-ами (знаете, что это такое, самые страшные нацистские части), т.к. все мужское население и часть женщин ушли в горы с партизанами. Что я пережил, пока она вернулась, когда уже темнело в горах... Нас спасло тогда от голодной смерти - мы 2 недели ничего, кроме диких вишен, не ели - покушение на Гитлера, вызвавшее склоку в Париже между армией и СС-ами: эти последние оставили тогда наш район, взорвав, что могли, и окружив электризованной проволокой. Это я рассказываю один случай - а сколько было подобных!
Пока здоровье позволяло, она старалась всеми силами помочь мне, тяжело работала шитьем, потом продажей белья. А здоровье ее всегда было хрупким: в начале жизни в Париже она тяжело страдала астмой (как ее мать, Татьяна Григорьевна) <...>
<...> она отлетела, после агонии в 12 минут, в 2 часа ночи 1-ого ноября 74 г. <...>
Много друзей вокруг меня, но особенно близки доктор Буассье (Boissier) и его жена, с которыми мы всего два года как знакомы, но сошлись очень близко. Доктор - один из лучших франц. специалистов циркуляции крови - настолько влюблен в мою живопись, что открыл галерею и подписал со мной контракт на 10 лет (!), получив исключительное право заниматься ею, гарантируя мне годовую сумму и половину прибыли, ежели таковая будет (надеюсь, что будет). Кроме того, в Лотарингии (почему именно там, сам не знаю) по инициативе местного директора школ (он собрал 22 моих полотна) образовалась целая группа моих коллекционеров, перекинувшаяся теперь и в Германию. Там в нас души не чаяли. Теперь эта группа в контакте с Буассье открывает галерею в Ст[р]асбурге. Я провел в декабре-январе 3 недели в Лотарингской деревне у этих друзей <...>
Обнимаю и крепко целую Вас Филя
Пока здоровье позволяло, она старалась всеми силами помочь мне, тяжело работала шитьем, потом продажей белья. А здоровье ее всегда было хрупким: в начале жизни в Париже она тяжело страдала астмой (как ее мать, Татьяна Григорьевна) <...>
<...> она отлетела, после агонии в 12 минут, в 2 часа ночи 1-ого ноября 74 г. <...>
Много друзей вокруг меня, но особенно близки доктор Буассье (Boissier) и его жена, с которыми мы всего два года как знакомы, но сошлись очень близко. Доктор - один из лучших франц. специалистов циркуляции крови - настолько влюблен в мою живопись, что открыл галерею и подписал со мной контракт на 10 лет (!), получив исключительное право заниматься ею, гарантируя мне годовую сумму и половину прибыли, ежели таковая будет (надеюсь, что будет). Кроме того, в Лотарингии (почему именно там, сам не знаю) по инициативе местного директора школ (он собрал 22 моих полотна) образовалась целая группа моих коллекционеров, перекинувшаяся теперь и в Германию. Там в нас души не чаяли. Теперь эта группа в контакте с Буассье открывает галерею в Ст[р]асбурге. Я провел в декабре-январе 3 недели в Лотарингской деревне у этих друзей <...>
Обнимаю и крепко целую Вас Филя
<...> Paris
21-04-76
21-04-76
Дорогая Женя,
Сердечное спасибо за Ваше письмо от 9-ого <...>
<...> Лялиньке <...> ее душевной силе я обязан тем, что моя живопись, несмотря на тысячу преград, доведена была до зрелости и достигла признания значительной части заинтересованных кругов. Поэтому мой долг продолжать - что я и делаю всеми силами <...> Прежнее ателье, которое Лялинька так любила, потеряно - дом разрушают. Поэтому работаю в одной из комнат нашей квартиры. Комната несколько мала, но зато свет идеальный, окна - на север, и выходят на большой закрытый парк Вожирарской больницы, с видом на Париж, который Лялинька так любила и из-за которого так дорожила нашей квартиркой <...>
Но самую главную помощь и поддержку я нахожу у д-ра Пьера Буассье и его жены Жаклины. Мы подружились за год до несчастья; Лялинька очень к ним привязалась. Буассье много моложе нас - между 40 и 50-тью. Он - очень крупный врач (сердце и циркуляция) и в Париже и в Руайя, где он работает от апреля до сентября. Кроме медицины, он буквально живет живописью, и потому открыл галерею, которой заведует Жаклина1. Они считают меня очень крупным явлением и делают все возможное для продвижения моей живописи. Пьер пишет большой труд обо мне. В прошлом апреле они устроили в их галерее выставку моих вещей (до 74 года), прошедшую с очень большим успехом (я лежал в клинике и даже не мог увидеть выставку). В будущем октябре они собираются выставлять мои новые вещи.
Т.к. Пьер собирается очень внимательно подготовить эту выставку, а в Париж он возвращается из Руайя только в сентябре, то пришлось отложить проект совместной поездки в Ленинград. Хочу надеяться, что в будущем году это будет возможно, что мы увидимся в этом чудном городе, который оставил во мне неизгладимое впечатление (в 14 году) и где в Эрмитаже хранится картина, имевшая на меня громадное влияние - "Возвращение блудного сына" Рембрандта... <...>
Ваш Филя
Р.S. 26-ого мая уеду к приятелю в Италию на дачу у моря в районе Пизы. Адреса еще не знаю, т.к. еду сначала во Флоренцию, где мой приятель2 живет постоянно.
Целую Ф.
<...> Лялиньке <...> ее душевной силе я обязан тем, что моя живопись, несмотря на тысячу преград, доведена была до зрелости и достигла признания значительной части заинтересованных кругов. Поэтому мой долг продолжать - что я и делаю всеми силами <...> Прежнее ателье, которое Лялинька так любила, потеряно - дом разрушают. Поэтому работаю в одной из комнат нашей квартиры. Комната несколько мала, но зато свет идеальный, окна - на север, и выходят на большой закрытый парк Вожирарской больницы, с видом на Париж, который Лялинька так любила и из-за которого так дорожила нашей квартиркой <...>
Но самую главную помощь и поддержку я нахожу у д-ра Пьера Буассье и его жены Жаклины. Мы подружились за год до несчастья; Лялинька очень к ним привязалась. Буассье много моложе нас - между 40 и 50-тью. Он - очень крупный врач (сердце и циркуляция) и в Париже и в Руайя, где он работает от апреля до сентября. Кроме медицины, он буквально живет живописью, и потому открыл галерею, которой заведует Жаклина1. Они считают меня очень крупным явлением и делают все возможное для продвижения моей живописи. Пьер пишет большой труд обо мне. В прошлом апреле они устроили в их галерее выставку моих вещей (до 74 года), прошедшую с очень большим успехом (я лежал в клинике и даже не мог увидеть выставку). В будущем октябре они собираются выставлять мои новые вещи.
Т.к. Пьер собирается очень внимательно подготовить эту выставку, а в Париж он возвращается из Руайя только в сентябре, то пришлось отложить проект совместной поездки в Ленинград. Хочу надеяться, что в будущем году это будет возможно, что мы увидимся в этом чудном городе, который оставил во мне неизгладимое впечатление (в 14 году) и где в Эрмитаже хранится картина, имевшая на меня громадное влияние - "Возвращение блудного сына" Рембрандта... <...>
Ваш Филя
Р.S. 26-ого мая уеду к приятелю в Италию на дачу у моря в районе Пизы. Адреса еще не знаю, т.к. еду сначала во Флоренцию, где мой приятель2 живет постоянно.
Целую Ф.
<...> Paris
19 окт. 76
Дорогая Женя,
Не могу передать, с какой радостью я получил Вашу открытку <...> Простите, что не посылаю сейчас другой открытки с моей картиной: их есть две - одну Вы получили1, вторая была сделана уже давно Стокгольмским музеем с купленной ими вещи <...>, но до сих пор никак не могли отыскать конверта с "шведскими" открытками <...> Этой весной я получил заказное письмо из Ленин-града, посланное мне - на французском языке - совершенно неизвестным мне (молодым, как он сам сообщил, человеком, 27 лет), который с 68 года усердно собирает репродукции моих картин (вырезая их из польских журналов и т.д.), сообщая имена пяти друзей, которые разделяют его интерес к моей живописи. Он узнал мой адрес в американском словаре "Who's who?". Он просил меня прислать все возможные материалы обо мне, что я и сделал. Он получил посылку и с тех пор мы в очень активной переписке (уже по-русски!). Он засыпает меня подарками: узнав, что люблю поэзию, не перестает посылать книги и диски. Сейчас он призван в армию на период, должен был вернуться к началу октября, и я жду от него известий.
Рассказываю Вам это, во-первых потому, что самый факт мне был приятен, а во-вторых потому, что посылка каталогов с репродукциями не представляет трудностей. Я мог бы, если хотите, послать Вам заказным каталог Нью-Йорка (1962) и Милана (1970) - эти каталоги у меня под рукой. Пошлю, если хотите, по получении Вашего ответа.
Сейчас у меня идет выставка последних вещей, открывшаяся 14-ого октября. <...>
Лето я провел больше в работе, чем в отдыхе. В Италии рисовал, вернулся в Париж на 15 дней, чтоб написать картину, потом ездил к д-ру Буассье в его родной Lopere и закончил месяцем в Champery в Швейцарии, где сделал 20 гуашей <...>
Ваш Филя
Не могу передать, с какой радостью я получил Вашу открытку <...> Простите, что не посылаю сейчас другой открытки с моей картиной: их есть две - одну Вы получили1, вторая была сделана уже давно Стокгольмским музеем с купленной ими вещи <...>, но до сих пор никак не могли отыскать конверта с "шведскими" открытками <...> Этой весной я получил заказное письмо из Ленин-града, посланное мне - на французском языке - совершенно неизвестным мне (молодым, как он сам сообщил, человеком, 27 лет), который с 68 года усердно собирает репродукции моих картин (вырезая их из польских журналов и т.д.), сообщая имена пяти друзей, которые разделяют его интерес к моей живописи. Он узнал мой адрес в американском словаре "Who's who?". Он просил меня прислать все возможные материалы обо мне, что я и сделал. Он получил посылку и с тех пор мы в очень активной переписке (уже по-русски!). Он засыпает меня подарками: узнав, что люблю поэзию, не перестает посылать книги и диски. Сейчас он призван в армию на период, должен был вернуться к началу октября, и я жду от него известий.
Рассказываю Вам это, во-первых потому, что самый факт мне был приятен, а во-вторых потому, что посылка каталогов с репродукциями не представляет трудностей. Я мог бы, если хотите, послать Вам заказным каталог Нью-Йорка (1962) и Милана (1970) - эти каталоги у меня под рукой. Пошлю, если хотите, по получении Вашего ответа.
Сейчас у меня идет выставка последних вещей, открывшаяся 14-ого октября. <...>
Лето я провел больше в работе, чем в отдыхе. В Италии рисовал, вернулся в Париж на 15 дней, чтоб написать картину, потом ездил к д-ру Буассье в его родной Lopere и закончил месяцем в Champery в Швейцарии, где сделал 20 гуашей <...>
Ваш Филя
<...> Paris
10/XII/77
[ошибка в дате:
штемпель на конверте 10/I/77]
штемпель на конверте 10/I/77]
Дорогая Женя,
Я очень обрадовался Вашему письму и пожеланиями к Н.Г. - мои я Вам отправил несколько дней тому назад из Ванс (Vеnсе), где провел около 15-ти дней. Это - городок в горах сзади Ниццы, куда мы ездили с Лялинькой только для того, чтобы посмотреть роспись Матисса <...>
Что меня в Вашем письме беcконечно удивило - это Ваша и Олюшкина <...> реакция1 на мою переписку с Мишей Кузьминым <...> На мой вопрос, что заставило его интересоваться столь живо той отраслью живописи, которой я занимаюсь, и в частности, почему мои вещи ему особенно близки, он ответил пространно, с редкой компетентностью и знанием того, что производится как в Америке, так и в Париже. "Напористости" я в его письмах никогда не чувствовал. Узнав, что я любитель поэзии, он прислал мне диски (в частности, покойного Багрицкого, который был Боренькиным и нашим приятелем) и сборники новых поэтов. Когда я как-то упомянул о Фете, он не замедлил прислать мне том его стихов.
Признаюсь, что его понимание моей живописи, его молодой энтузиазм очень меня трогают. Мне было бы трудно порвать эту связь. Тем более, что он сообщил мне имена пяти друзей, разделяющих его отношение к моему творчеству. Но я, конечно, последую Вашему совету, если после всего изложенного Вы не перемените мнения. Вам виднее.
Переписываюсь я еще с Галиной Кузнецовой. Она живет в Одессе, преподает "инязыки". Один из ее бывших учеников - редактор газеты и деятель "Одессики" - общества изучения прошлого Одессы. В этих двух качествах он, во-первых, набрел на маленькое издательство "Омфалос", которое основала группа наших тогдашних приятелей. Большинство из них ему не трудно было отыскать: Олеша, Катаев, Багрицкий и т.д. Но вот кто я, ему отыскать не удалось. Т.к. "Омфалос" издал только одну мою книжку - об Эль Греко - то он решил, что я имею отношение к живописи, и, найдя в старом журнале объявление о моей выставке в 1961 г., упросил свою бывшую преподавательницу, ехавшую к сестре в Сент-Этьен, справиться в галерее о моем адресе.
Таким образом Галина Кузнецова, пожилая женщина, появилась у нас еще при Лялиньке и без конца отвечала на расспросы, особенно Лялины, об ее любимом городе. Но живопись моя ей непонятна. Зато воспоминания, моя статья в "Mercure de France" об одесских вывесках, которые я очень любил, ее живо заинтересовали. С тех пор я переписываюсь с нею. Она не перестает посылать мне брошюры об Одессе, туристические проспекты и т.д. Мне эта переписка тоже приятна, хотя совсем по-другому, чем с Мишей. Теперь Вы знаете все о моих переписках с Ленинградом и Одессой <...>
Ваш Филя
Лущик Сергей Зенонович (1925-2015) родился в Одессе. Инженер-судомеханик по профессии.
Страстный библиофил и дотошный архивист, Сергей Зенонович всегда щедро делится своими знаниями и материалами обширного личного архива. А это 15 тысяч архивных единиц хранения.
Активный член научной секции книги Одесского дома ученых со дня ее основания в 1964 году.
Член правления Всероссийской ассоциации библиофилов в 1990-1992 гг. Участник Всесоюзных библиофильских конференций.
Автор книг: "Библиофилы старой Одессы", "Вениамин Бабаджан. Из творческого наследия", "Уже написан Вертер. Реальный комментарий к повести В. Катаева", "Одесские салоны Издебского и их создатель", "Одесские реалии человека-волка", "Летопись библиофильского содружества
Страстный библиофил и дотошный архивист, Сергей Зенонович всегда щедро делится своими знаниями и материалами обширного личного архива. А это 15 тысяч архивных единиц хранения.
Активный член научной секции книги Одесского дома ученых со дня ее основания в 1964 году.
Член правления Всероссийской ассоциации библиофилов в 1990-1992 гг. Участник Всесоюзных библиофильских конференций.
Автор книг: "Библиофилы старой Одессы", "Вениамин Бабаджан. Из творческого наследия", "Уже написан Вертер. Реальный комментарий к повести В. Катаева", "Одесские салоны Издебского и их создатель", "Одесские реалии человека-волка", "Летопись библиофильского содружества
