Маревна

Мария Воробьёва-Стебельская родилась 14 января 1892 года в Мариинском Посаде под Чебоксарами. Матерью девочки была Анна Розанович – актриса провинциального местного театра еврейской национальности. Ее супругом был мелкий служащий Воробьев. Появление в провинции польского аристократа, инспектора по лесному ведомству Бронислава Стебельского привело к бурному любовному роману и рождению девочки.

Актриса и ее законный супруг отказались от родившегося ребенка. А Бронислав Стебельский забрал малышку к себе. В мемуарах художницы сказано, что Стебельский не мог официально удочерить её, поскольку был католиком. Тем не менее, до 18 лет он был единственным её воспитателем. Он был человеком неуравновешенным, вспыльчивым, иногда даже жестоким. Он мечтал о рождении сына, но родилась девочка. «Я хочу, чтобы ты была орленком, а не курицей», – говорил он ей. Уже в три года она могла собрать и разобрать ружье, а когда ей исполнилось четыре года, отец подарил на день рождения живого медвежонка. Девочка с ним дружила и страдала, обнаружив, что его застрелили. Он часто менял места службы, они переезжали из Чебоксар в Варшаву, оттуда – в Москву, затем в Тифлис, где 15-летняя Мария поступила в художественную школу.
В 18 лет девушка уехала в Москву и поступила в Строгановское училище, где училась вместе с Осипом Цадкиным. В 1911 году 19-летняя Мария совершила свое первое путешествие за границу – в Италию, которое оплатил ее отец. Пребывание в Риме, памятники и музеи, живопись и скульптура поразили будущую художницу. А в колонии русских писателей и художников на острове Капри она познакомилась с писателем Максимом Горьким.
Будущая звезда Монпарнаса, черноглазая хрупкая блондинка едва не стала невесткой великого пролетарского писателя. Его пасынок Юрий Желябужский влюбился в Марию, просил стать его женой.
Н острове Капри Мария много рисовала, основными цветами ее итальянской палитры были белый, голубой и ярко желтый. Но больше всего ей хотелось уехать в Париж, учиться живописи.
«Буревестник революции» не одобрял ее выбор: «Уедете в Париж – угорите», – предостерегал он ее. Однако на прощание подарил ей имя, которое обессмертило ее: «Вы – настоящая Маревна, носите это имя».
Откуда взял его Горький – то ли из русской сказки о Марье-Маревне-королевне, а может быть, из стихов Константина Бальмонта:

Мария Моревна, Мария Моревна,
Прекрасная ты королевна!
Дочь Моря ли ты? Ты богиня ли Лада?
Мария Моревна, услада!

«Ни у кого никогда не будет такого имени, – сказал ей Горький, – гордись и оправдай его». «Маревна» - именно так стали звать ее на парижском Монпарнасе, этим именем она подписывала свои картины, под именем «Маревна» она вошла в историю современного мирового искусства.
В 1912 году она поселилась на Монпарнасе, мгновенно вписавшись в богемную среду. Знакомство со скульптором Булаковским обеспечило ей место в Русской академии Марии Васильевой. Кроме того, Маревна посещала занятия в академии Ф. Коларосси и частной академии Игнасио Сулоаги и Сабалета.
Вечера художница проводила в обществе художников — на первое время она поселилась в легендарном «Улье», художественной коммуне, объединившей порядка сотни художественных мастерских. Но жить ей там не хотелось, она побаивалась большого скопления мужчин, которые не скрывали своих чувств, увидев привлекательную молодую блондинку.
Маревна подружилась с неразлучной троицей художников: нелюдимым Хамом Сутиным, веселым Мишелем Кикоиным, обаятельным коротышкой Пинхусом Кременем – они всегда держались вместе. Яркая, эпатажная Маревна стала постоянной гостьей знаменитой «Ротонды», где познакомилась с Осипом Цадкиным, Гийомом Аполлинером, Пабло Пикассо, Марком Шагалом, Жаном Кокто, Сергеем Дягилевым, Анри Матиссом и Амедео Модильяни.

«Это было славное время, – скажет она впоследствии. – Ощущение восторга от молодости, оттого, что ты принадлежишь к группе людей, у которых одни и те же цели и идеалы. И к какой группе!»

В той же «Ротонде» выставлялись её картины, написанные в стиле пуантилизма — рисунок формировали одиночные мозаичные мазки. Выставляться Маревна начала в 1912 году, довольно успешно — её картины покупали и посредники-маршаны и коллекционеры.
В 1914 году отец Маревны покончил жизнь самоубийством. Она могла рассчитывать только на себя. Известный комиссар полиции Леон Замарон, любитель искусства, заинтересовался её творчеством, как и Гюстав Кан, художественный критик и директор газеты Quotidien. Они стали её первыми меценатами.
Среди постоянных посетителей «Ротонды» были и русские анархисты. Частенько захаживал сюда и Владимир Ульянов-Ленин, он любил играть с Троцким в шахматы. Именно здесь, в «Ротонде», Макс Волошин познакомил ее с Борисом Савинковым, дружба с которым буквально спасала ее от голода и жестокой депрессии в тяжелое для нее время.
Она позволяла себя самые экстравагантные выходки. На вечеринке она могла облачиться в мужской костюм, вымазать лицо чёрной краской, а в кармане брюк прятать банан. Она признавалась, что больше всего боялась показаться ханжой. Она во всём шла до края – развлекалась без устали и работала до голодных обмороков. Именно Маревна, вдохновившись пуантилизмом Сёра, создала новый стиль - «дименсионализм».
В мужском внимании Маревна никогда не испытывала недостатка. К тому же всё её мужчины были художниками, чьи имена сегодня известны на весь мир: Пикассо, Модильяни, Сутин, Кислинг, Ривера...
Макс Волошин писал о Маревне:

«Это очень чистая, правдивая по природе девушка, но страшно изломанная и измученная и детством, и обстоятельствами жизни, беспризорная, нервная, больная...»

Волошин и Маревна некоторое время жили вместе, ездили в Биарриц на виллу Михаила Цетлина. Затем их пути разошлись, после поездки в Испанию художница вернулась на Монпарнас. В 1916 году Волошин звал её с собой в Крым, однако от поездки Маревну, по её воспоминаниям, отговорил Пикассо, обещавший сделать из нее великую художницу.
Позже сама Маревна вспоминала:

«Всем своим телом и душой я нетерпеливо и с любопытством ждала встречи с мужчиной, который внушил бы мне доверие и сделал меня женщиной, а не рабой. …Ни в одном из окружающих меня мужчин — и видит Бог, было их немало — я не узнавала «мужчину моей жизни».

Маревна впервые увидела мексиканского художника Диего Риверу весной 1915 года в монпарнасском кафе, где обычно собирались художники. Сидящий за столиком гигант в голубых рабочих штанах, заляпанных краской, не походил на европейца, был грузен, некрасив и напомнил ей сарацина из какой-то давней театральной постановки. Тем более что рядом с ним стояла внушительная резная трость, которой незнакомец начинал размахивать, стоило появиться официанту.
В «Улье» — знаменитом общежитии художников, где она снимала студию, — его считали очень талантливым и часто обсуждали его работы. Диего Ривера просто не мог пройти мимо очаровательной миниатюрной Маревны, хотя в то время он был связан узами брака с русской художницей Ангелиной Беловой. С первого взгляда Маревна почему-то поняла, что она влюбилась в Риверу.
В своих воспоминаниях Маревна писала, что не заметить гиганта Диего было просто невозможно:

«Он не был красив, но внешне напоминал высокого сарацина, был настоящим колоссом. Наша встреча случилась на вечере в кафе «Cupole». Ривера втолкнул меня в отдельную комнату и приготовил питье, добавив в бокал шампанского капли нашей крови: индейский обычай, по его словам, который должен связать нас для вечности. Мы опустошили кубок, глядя в глаза друг другу: было это шуткой или настоящим колдовством?»