Родился в 1947 году в Днепропетровске.

Художник. Репатриировался в Израиль в 1990 году, живу в Бейт Шемеше.

Художник Эдуард Гуревич, житель Бейт-Шемеша, взял на себя непосильную задачу: воссоздать затерянный мир еврейских местечек. По его словам, он и сам, всеми корнями и всей своей сутью, из этих мест. А значит, если «этого не сделает он сам, то не сделает никто». Дав интервью «Деталям» накануне праздника Хануки, художник рассказал, почему, несмотря на успех и популярность, у него до сих пор не было персональной выставки.

С первого взгляда видна «фотографичность» этих картин. Так тщательно прописаны образы и проработаны детали, что рука художника напоминает руку резчика, старательно вырезающего фрагменты орнамента. В мельчайших подробностях — и инкрустированный светильник, и лежащий рядом с ним спичечный коробок, и пончики… А на другой картине «Освящение раввином ханукальных свечей» — изображен тот самый затерянный мир «штетла»: деревянная изба, старенький ребе, наклонившийся над ханукальными свечами, и будто слышишь с той стороны холста, как он бормочет слова молитвы. Хоть самовар, хоть керосиновая лампа под потолком — все пропитано еврейской душой. Впрочем, и на своей странице в «Фэйсбуке» автор представляется так: «Меня зовут Эдуард Гуревич, я – еврейский художник».— Но ведь недостаточно называться еврейским художником лишь потому, что на картинах изображены люди с пейсами или библейский сюжет. Кого вы могли бы назвать подлинно еврейскими художниками?
— Я с вами полностью согласен. Сейчас очень многие ударились вдруг в еврейскую тематику: это стало модным и за это стали платить. Другое дело — Марк Шагал, Иегуда Пэн — они были истинными певцами еврейства и еврейских местечек.
— Но что в них такого? Почему, даже отображая современный Израиль, вы словно перемещаете тот «штетл» в день сегодняшний, или мне показалось?
— Но ведь там — наши корни, и не след об этом забывать! Слишком долго об этом не хотели говорить, замалчивали, эта тема казалась невыгодной. Писали о чем угодно, не гнушались и христианскими мотивами, но только не о местечке, и это продолжается до сих пор. Евреи оттуда казались каким-то презираемым сословием, гонимым, заплеванным, ненужным. Хотя они и блюли традиции, и вкалывали от зари до зари, чтобы на собственные деньги содержать синагоги и отправлять детей учиться в хедер.
Я встречался со многими, кто еще помнил местечко, поднимал архивы, работал с историческими материалами. Сегодня среди художников я, наверное, единственный, кто знает о местечке не понаслышке.
Помню, как мой дядя, тоже художник, взял меня за руку и привел в детскую художественную школу в Днепропетровске. Я услышал тогда, как он беседовал с кем-то из учителей, который к тому же говорил с сильным еврейским акцентом. «Что вы хотите, — спросил учитель моего дядю, — чтобы я сказал, выйдет из него Репин или нет? А я знаю?»… Но школу я не закончил, мне просто там стало скучно. И когда со временем надо было поступать в художественное училище, тоже заартачился. Мне претил исповедуемый тогда соцреализм. Я, видно, понимал это нутром, просто не мог себе объяснить. Поступил в автотранспортный техникум, окончил его, долгое время работал водителем. При этом рисовать не переставал, а после армии устроился на завод художником-оформителем. Это и была моя «школа живописи» — я занимался наглядной агитацией, делал плакаты, писал лозунги. Так и пробыл этим самым оформителем вплоть до отъезда в Израиль.
Но я и в Израиле работал водителем. Побывал в Иерусалиме, в Кирьят-Арбе, прикоснулся к святыням — и вернулся к занятиям живописью. Меня словно прорвало, работал, не покладая рук. Меня заметили владельцы художественных галерей, правда, и наживались они на мне — я потом только узнал, как они продавали за десять-пятнадцать тысяч долларов мои работы, а мне платили с этих сумм тысячу или полторы, к тому же шекелей.
Да и на мою страницу в «Фэйсбуке» заходит много людей — не только евреи, есть даже мусульмане, которые вдруг начинают для себя открывать, что же это такое, еврейство.
— Я прочитал, что вы участвовали во многих международных выставках, а ваши работы находятся в многочисленных частных коллекциях в Германии, Канаде, США, Франции, России и Израиле… Когда вы все успеваете?
— Работаю по двенадцать часов в день. Картины — да, в основном у американцев, в каких-то супербогатых домах. Мне, правда, от этого ни жарко, ни холодно, — как я уже сказал, зарабатывают на мне владельцы галерей. А выставлялся я много раз, вот только до персональной выставки дело не дошло: за ее устройство галереи просят деньги, да и некогда мне, работать надо. У меня в Бейт-Шемеше маленькая квартирка, где картины с трудом помещаются, и подрамник я использую один: заканчиваю картину, снимаю ее с подрамника, сворачиваю, а на подрамник устанавливаю следующий холст.
— Над чем вы сейчас работаете?
— «Адмор» — это такой обобщенный портрет еврейского мудреца, и «Реквием» — работа, посвященная Катастрофе. Но я ее задумал так, как никто и никогда до сих пор, наверное, не делал.