Андрей Ковалев, The Art Newspaper Russia
Владимир Янкилевский (1938–2018) совсем чуть-чуть не дожил до своей большой ретроспективы. И следует сказать, что он — один из немногих русских художников, кто умер в славе и почете. За его работами гонялись коллекционеры и музейщики, журналисты брали у него интервью, выказывая крайнюю степень почтения и уважения.
В 1962 году, когда Никита Хрущев устроил погром независимых художников в Манеже, он особо изгалялся перед работами Янкилевского, которому было всего 24 года. И сегодня, если смотреть ретроспективно, оказывается, что уже тогда, в начале 1960-х, Янкилевский точно знал, что будет делать в последующие десятилетия. Поэтому куратору Ольге Турчиной оставалось лишь собрать спланированную художником инсталляцию в единое целое в соответствии с точно обозначенными мастером линиями творчества. Сложность была только в одном — привезти в Москву вещи, разбросанные по музеям и коллекциям всего мира.
Что же касается знаменитого выступления Хрущева, известного «художественного критика», то он подсказал Владимиру Янкилевскому очень сильный прием. Перед одной работой генсек ехидно закричал: «Дырка!» Тогда это было просто черное пятно на живописной плоскости, но вскоре в работах Янкилевского появились настоящие разрывы картинной плоскости, за которыми открывались виды на новые пространства. В 1972 году дельный совет Хрущева привел к появлению «Двери», первой в нашем искусстве инсталляции, в которой использовались реди-мейды, предметы из реального мира.
А вот саму хрущевскую истерику художник пропустил мимо ушей, поскольку в этот момент рассматривал свою собственную колоссальную работу, первый из трех созданных им пентаптихов, шестиметровую «Атомную станцию». В полном сборе свое творение он тогда еще не видел, поскольку работал над каждой частью в крохотной каморке, а общий замысел держал в голове.
И в дальнейшем Янкилевский столь же величественно не обращал особого внимания на государственное давление. Художника и мыслителя занимали гораздо более важные темы, которые звучат как названия философских трактатов. «Вся непостижимость бытия» (так называется и выставка в ММОМА), «Пространство переживаний», «Анатомия чувств», «Иллюзия свободы» — это заглавия разделов выставки. В работах, связанных с тем, что сейчас называют «гендерной проблематикой», Янкилевский достиг такого пафоса, что его никто так и не обвинил в порнографии, поскольку даже люди непросвещенные понимали, что речь идет о фундаментальных основах бытия. Даже когда обнаружилось его прямое родство с очень почитаемым хасидским ребе, Янкилевский отметил, что его «„еврейскость“ не этнографическая, а „космическая“».
Особых лишений при советской власти он не испытывал. Делал иллюстрации для журнала «Знание — сила», культового органа самых модных людей эпохи хрущевской оттепели, физиков-лириков. В этом журнале старались непонятное сделать понятным, поэтому спокойно помещали на обложку абстрактную композицию Янкилевского и устраивали его однодневные выставки в домах культуры своих суперсекретных институтов. В сущности, и в иллюстрациях журнала, и в научно-популярных статьях там речь шла об одном и том же — о месте человека во Вселенной. Именно поэтому и можно считать Владимира Янкилевского последним модернистом. В отличие, например, от Ильи Кабакова, друга, соседа и собеседника, который категорически избегал говорить о вечности.
В 1962 году, когда Никита Хрущев устроил погром независимых художников в Манеже, он особо изгалялся перед работами Янкилевского, которому было всего 24 года. И сегодня, если смотреть ретроспективно, оказывается, что уже тогда, в начале 1960-х, Янкилевский точно знал, что будет делать в последующие десятилетия. Поэтому куратору Ольге Турчиной оставалось лишь собрать спланированную художником инсталляцию в единое целое в соответствии с точно обозначенными мастером линиями творчества. Сложность была только в одном — привезти в Москву вещи, разбросанные по музеям и коллекциям всего мира.
Что же касается знаменитого выступления Хрущева, известного «художественного критика», то он подсказал Владимиру Янкилевскому очень сильный прием. Перед одной работой генсек ехидно закричал: «Дырка!» Тогда это было просто черное пятно на живописной плоскости, но вскоре в работах Янкилевского появились настоящие разрывы картинной плоскости, за которыми открывались виды на новые пространства. В 1972 году дельный совет Хрущева привел к появлению «Двери», первой в нашем искусстве инсталляции, в которой использовались реди-мейды, предметы из реального мира.
А вот саму хрущевскую истерику художник пропустил мимо ушей, поскольку в этот момент рассматривал свою собственную колоссальную работу, первый из трех созданных им пентаптихов, шестиметровую «Атомную станцию». В полном сборе свое творение он тогда еще не видел, поскольку работал над каждой частью в крохотной каморке, а общий замысел держал в голове.
И в дальнейшем Янкилевский столь же величественно не обращал особого внимания на государственное давление. Художника и мыслителя занимали гораздо более важные темы, которые звучат как названия философских трактатов. «Вся непостижимость бытия» (так называется и выставка в ММОМА), «Пространство переживаний», «Анатомия чувств», «Иллюзия свободы» — это заглавия разделов выставки. В работах, связанных с тем, что сейчас называют «гендерной проблематикой», Янкилевский достиг такого пафоса, что его никто так и не обвинил в порнографии, поскольку даже люди непросвещенные понимали, что речь идет о фундаментальных основах бытия. Даже когда обнаружилось его прямое родство с очень почитаемым хасидским ребе, Янкилевский отметил, что его «„еврейскость“ не этнографическая, а „космическая“».
Особых лишений при советской власти он не испытывал. Делал иллюстрации для журнала «Знание — сила», культового органа самых модных людей эпохи хрущевской оттепели, физиков-лириков. В этом журнале старались непонятное сделать понятным, поэтому спокойно помещали на обложку абстрактную композицию Янкилевского и устраивали его однодневные выставки в домах культуры своих суперсекретных институтов. В сущности, и в иллюстрациях журнала, и в научно-популярных статьях там речь шла об одном и том же — о месте человека во Вселенной. Именно поэтому и можно считать Владимира Янкилевского последним модернистом. В отличие, например, от Ильи Кабакова, друга, соседа и собеседника, который категорически избегал говорить о вечности.
Московский музей современного искусства. Выставка открыта с 1 марта по 29 апреля