Путешествие длиною в век по трем залам выставки

Маша Хинич, IsraelCulture.info

Выставка «Выдержки из музейной коллекции. Часть первая» открывает серию экспозиций, представляющих богатейшее собрание еврейского и израильского искусства музея «Мишкан ле-оманут» в Эйн-Харод. Со-куратор этой выставки (наряду с Янивом Шапиро) – Йехудит Бежерано, регистратор коллекции музея. Тот самый человек, которой по долгу службы положено находить сокровища в запасниках и которая, как никто, умеет о них рассказывать.

– Кстати насчет сокровищ… Три года назад в Эйн-Харод проходила огромная репрезентативная выставка, так и называвшая – «Сокровища музея», посвященная 80-летию создания художественного музея в Эйн-Харод – первого в стране музея изобразительных искусств.
– Наша коллекция действительно огромна – порядка 20.000 экспонатов, которые собирались, начиная с 1921 года из разных источников. Это были страны исхода художников – я имею в виду третью алию, приезжавшую в Эрец-Исраэль из Польши, России, из маленьких местечек Восточной Европы. Они везли с собой, с одной стороны – верность традициям, с другой стороны – страх погромов, полностью уничтожавших эти местечки. Они опасались, что еврейская культура не сохранится. Хаим Нахман Бялик в 1919 году написал статью по этому поводу, а позже, после Кишиневского погрома, посвятил этому явлению поэму «Сказание о погроме».
Кроме того, существовал этнографический интерес к новому месту, огромное любопытство – они ведь прибыли сюда не для того, чтобы остаться такими, как прежде, они прибыли, чтобы основать здесь новый «ишув», стать новыми евреями. Об этом говорил и Ан-ский, описывая свои путешествия по России приблизительно в это же время – начало XX века, когда в Санкт-Петербурге был основан еврейский этнографический музей.

В начала 1920-х годов здесь, в едва основанном кибуце Эйн-Харод, начинается собирательство предметов иудаики, которое переходит в коллекционирование предметов искусства. А с появлением в кибуце Хаима Атара, имя которого носит музей, увлеченного этой идеей, начинается собирательство произведений художников, живших в России, в Польше… Многие коллекции прибывает впоследствии из Парижа, где еврейские художники жили и творили накануне Первой мировой войны. Вместе с тем, в Эрец-Исраэль начинает развиваться свое искусство, которое тоже начинают собирать в Эйн-Харод. Это было большое общее дело. Не только Хаим Атар занимался коллекцией, ему помогали члены кибуца, художники Менахем Шеми, Моше Мокади и другие, чьи работы хранятся в музее.
– Это длинная история, великое множество работ ьи серией выставок «Выдержки из музейной коллекции» вы, глава за главой, пересказываете историю израильского искусства, а не только еврейского, привезенного из галута.
– Поэтому выставка называется «Выдержки из музейной коллекции. Часть Первая». Мы не можем рассказать и показать эту историю за один раз – есть столько работ, столько шедевров. Та огромная экспозиция, которая была три года назад, состояла из 250 работ. На этот раз их 40 – и они отобраны по другому принципу.
Мы начали с «ядра» коллекции. Первый зал нынешней выставки – это работы 1948-го года, года создания государства Израиль. Здесь представлены «Пальмахник» Реувена Рубина, прекрасная «Играющая на арфе» Дова Фейглина – обе работы датируются 1948-м годом и проникнуты его атмосферой, желанием вернуться в землю предков, к нашим корням, к силе еврейского народа, объяснить себе, почему мы здесь. Художники были связаны со своим прошлым, со своим уничтоженным местечком, разрушенной синагогой. Все они прибыли сюда откуда-то, они рисовали новый мир, но не так просто отрешиться от памяти и о том мире, в котором ты вырос.
– Расскажите о портрете Хаима Атара кисти Моше Мокади. На мой взгляд, в истории этого портрета отражается история израильского искусства.
– Хаим Атар – один из основателей музея, его первый куратор. Моше Мокади нарисовал этот портрет в 1924 году. Мокади – выходец из очень состоятельной семьи, приехал в Эрец-Исраэль после того, как учился живописи и скульптуре в Цюрихе и Берлине. С Хаимом Атаром его познакомил Менахем Шеми. Мокади сделал этот портрет в Хайфе, в манере немецкого искусства 1920-х годов, в манере кубизма. Да и фон картины напоминает Европу – белые стены домов, черепичные крыши, силуэт церкви… Но здесь уже виден особенный израильский свет. Этот свет отличен от того, что рисуют художники в Польше, России, Германии.
В этом же зале размещена скульптура «Первопроходец» Зеева Бен-Цви. В 1960-е годы Бен-Цви был удостоен Государственной Премии Израиля. После его смерти осталась студия в Иерусалиме. Зуся Эфрон, на протяжении многих лет возглавлявший «Мишкан», сам родом из Иерусалима, обнаружил однажды рядом со студией Бен-Цви множество выброшенных скульптур – семья не могла справиться с таким количеством скульптур и выбросила их из студии. Эфрон, недолго думая, погрузил все эти статуи на грузовик и привез их в Эйн-Харод – в наших запасниках хранится много прекрасных скульптур работы Зеева Бен-Цви.

– В следующем зале представлено кибуцное искусство, ведь «Мишкан» расположен на периферии, и поэтому он в долгу перед этим искусством, находящимся «как бы» на обочине…
– Это искусство часто рассказывает об «изнанке» жизни: бараки, слабые слои населения, но «Мишкан» всегда предоставляет этому искусству и этим художникам-кибуцникам сцену.
– И один из таких художников – Ори Райзман…
– Ори Райзман родился здесь же, в долине Эмек-Изерэль, в кибуце Тель-Йосеф. Позже он был одним из основателей кибуца Бейт ха-Арава на севере Мертвого моря.
После того, как Бейт ха-Арава эвакуировали во время арабо-израильской войны 1948 года, Райзман вместе с группой друзей основали кибуц Кабри в Западной Галилее, где он познакомился с Яхиэлем Шеми, уже известным художником у которого было свое ателье. Но на просьбу о собственной студии Райзман получает отказ, и тогда на деньги своего деда он в 1952 году уезжает в Париж учиться искусству.

– У вас в Эйн-Харод хранится его, наверное, самая знаменитая картина – «Красная корова», представленная и на этой выставке.
– Райзман вернулся из Парижа, затаив некую обиду на кибуц. Красная корова, рыжая телица, использовавшаяся в ритуале коэнов – это сильный символ. Райзман помещает этот символ в центре своей огромной картины, будто бы говоря: святая святых это здесь, это кибуц, те, кто основали государство, кто работает в поте лица, потому и вы присоединяйтесь к этим людям вместо того, чтоб молиться в синагоге. Но это только одно из объяснений, и тут нужно иметь в виду его сложные отношения с кибуцем, где, с одной стороны, он хочет жить и творить как художник, с другой – не может себе этого позволить, поскольку он должен трудиться в кибуце и зарабатывать себе на жизнь. И тогда можно рассматривать эту картину, как насмешку – это вы называете «святая святых»?! Доить коров в кибуце?! Это то, чем вы хотите, чтоб я занимался вместо того, чтобы творить искусство?! Так, это и остается по сей день загадкой – что хотел сказать художник. Одно, несомненно: кибуц – главный герой этой картины, а Райзман с годами стал одним из самых значимых израильских художников, во многом благодаря Музею Эйн-Харод, в котором хранятся семь его больших прекрасных полотен.
Мы представляем на этой выставке разных художников, посвятивших жизнь израильскому искусству, искусству кибуца, начиная с самого Хаима Атара и его уникальной судьбы. Работы Лео Рота, Аарона Гилади, Шмуэля Каца, Йезехкеля Кимхи, Идит Левави. И наряду с ними работы Аарона Привера, Моше Кастеля, Ицхака Френкеля…
Скажем, Идит – прекрасная художница из кибуца Мерхавия, в 1998 года в нашем музее прошла ее персональная выставка «Время просветления». Отец Идит тоже был художником, но рисовал он редко, в свободное от работы время, а работать приходилось очень много – он был одним из тех, кто основал кибуц Мерхавия. Идит вспоминала о том, как она шла по кибуцу после того, как демобилизовалась из армии, мечтая о том, как станет художницей, и встретила секретаря кибуца, сказавшего ей: «Нам нужны учителя физкультуры, так что ты пойдешь учиться в педагогический колледж». Так ей и пришлось сделать. Но, в конце концов, она уехала из кибуца, чтобы стать художницей. Для некоторых кибуц – это идеальное общество, но на деле – клубок сложнейших проблем.
– Вы и сами, Йегудит, столкнулись с проблемами, связанными с жизнью в кибуце.
– Конечно. Кибуц тебя не оставляет. Я родом из кибуца Бейт-Альфа, основанного достаточно радикальным движением Шомер ха-Цаир. Когда-то разница между кибуцными движениями была весьма значительной. К примеру, в Бейт-Альфа никогда не было и не будет синагоги… Решив изучать искусство, я также столкнулась с сопротивлением кибуца. Кстати, в «кибуцном» зале этой выставки представлена серия архивных фотографий Йеошуа Замира из кибуца Эйн-Дор: моменты обычной жизни кибуца – общее собрание, киносеанс, пошив одежды детям. Всем шили одинаковую одежду, и каждый, кто жил в кибуце, глядя на эти фотографии, узнает эти одинаковые жилетки.
О становлении и жизни кибуцев рассказывают также работы жизни работы Йехошуа Брандштеттера – о 20-летних мечтателях на берегах Кинерета, построивших Бейтанию Илит, а позже Бейт-Альфу. Брандштеттер, приехавший в Эрец-Исраэль из Польши, начал рисовать уже 60-летним, в наивном стиле, точно отражая всю жизнь кибуца, каждую деталь.

– На выставке «Выдержки из музейной коллекции. Часть первая» представлены как и жемчужины вашей коллекции, самые первые ее экспонаты, так и в отдельном зале, на экспозиции «Красной нитью» – предметы иудаики…
– И среди них старинные «парохот» (завеса синагогального ковчега), привезенные из Германии после Второй мировой войны, принадлежавшие различным еврейским общинам, которые были полностью уничтожены. Они были в плачевном состоянии, но музей нашел деньги на их реставрацию, так что мы сможем показать публике восемь роскошных «парохот».
Не случайно предметы иудаики стали частью общей выставки. Поначалу Хаим Атар хотел собирать только предметы искусства. В 1933-м году, из своей первой поездки в Париж, он привез только репродукции Ван-Гога, но уже во время второй его поездки, в 1938-39 гг., когда уже было понятно, что происходит в Европе накануне войны, Атару стало ясно, что он должен собирать работы еврейских художников и предметы иудаики. Но больше всего работ музей получил уже после Второй мировой войны, в том числе картины художников, которые возглавляли художественные школы; тех, кто перебрался в Париж из Польши. Часть этих художников – к примеру, Йосеф Будко – успели перебраться в Израиль. Будко приехал в Эйн-Харод, а потом возглавлял школу «Бецалель». Отмечу, что эти художники не только «зарисовали» историю погромов, но и историю революции в России, и историю еврейского сопротивления, которое возникло, например, после страшных погромов в Кракове.
– И, как вы уже отмечали, они оправлялись в этнографические путешествия – изыскания.
– Исидор Кауфман, работавшей в Вене, в начале 1900-х отправляется в путешествие по еврейским местечкам, запечатлевая еврейскую жизнь, как и его учитель Лазар Крестин. Также, как и Артур Маркович, один из еврейских художников польского происхождения. В собрании нашего музея есть картина Марковича 1926 года – дом на рыночной площади Плонска. В окне дома – ханукия. Эта ханукия из Плонска хранится в нашем отделе иудаики.
– Во многих работах еврейских художников того времени заметно смешение еврейской жизни и современного тогда искусства – кубизма, влияние Парижской школы…
– И это, на мой взгляд, прекрасно. Эти художники выросли и на еврейских традициях и на традициях европейского, во многом христианского, искусства.
– А пока мы перешли в следующий зал – картины, описывающие Катастрофу.
– Описывать Катастрофу в израильском искусстве было табу, эта тема находилась на обочине, в 1950-60 годы художники не хотели говорить на эту тему. Ведь им открывались «Новые горизонты», они едут в Париж, все как будто хорошо и прекрасно. Но нет… Менахем Шеми обращается к этой теме – на этой выставке представлена его деревянная скульптура – мать, обнимающую своего ребенка. Здесь же в этом зале, размещена и картина «Тремблинка» (с «м» в середине слова от «tramble – топтать, англ.) Янкеле Адлера. Адлер уехал в Англию в начале 1930-х. «Тремблинка» – первая его работа, посвященная Катастрофе, она датирована 1948 годом.
Одновременно с этим в нашей коллекции – множество работ художников, погибших в Холокосте, многие из рисунков были сделаны в гетто или концлагерях. Например, работы Романа Крамштыка, художника из Польши, на которого оказал серьезное влияние Сезанн (у нас, кстати, есть четыре прекрасных работы Сезанна). Художники, работавшие в Париже, параллельно работали и в Польше, в своих группах. Была такая группа и у Крамштыка, которую он основал в Кракове. В 1939 году его мать заболела, и он приехал ухаживать за ней в Варшаву, в гетто. И, как рассказывают, в 1942 году был застрелен.

– Насколько я знаю, большинство работ, хранящиеся в «Мишкан ле-Оманут», были получены музеем в дар.
– Именно так. Но одна из работ, которые были все-таки приобретены из коллекции Штиглица в 1960-е годы – «Женщина» Макса Либермана. Ее провенанс вызывал много вопросов, мы не знали, чей именно это портрет. В 2008-м году музей «Яд ва-Шем» взял у нас эту работу для выставки, посвященной довоенной жизни. И одна из посетительниц узнала на портрете свою бабушку, Розу Глазер. Она рассказала, что Розу выдали замуж против ее желания, через некоторое время пара развелась, портрет был продан, в конце концов попал к Штиглицу, а от него в Музей Эйн-Харод. Та или иная история сопровождает каждую из работ нашей коллекции.
На этой выставке представлены работы Моиза Кислинга, Геноха Барчинского – они пополнили коллекцию уже после Второй мировой войны. Нацисты все награбленное, а грабили они тщательно и основательно, собрали в двух парижских музеях – в Же-Де-Пом и в Лувре. Весной 1945-го, когда закончилась война и открыли музеи, там обнаружили несметные сокровища. Множество работ были работами еврейских художников, больших, значимых, но не представлявших интереса для нацистов. Все эти работы были выставлены на продажу, и, если Пикассо можно было купить за стоимость ужина, то что говорить, к примеру, о Крамштыке, гораздо менее известном, и тем не менее очень важном художнике Парижской еврейской школы.
И вот из Эрец-Исраэль в Париж едут посланники, уже не только из Эйн-Харода. В том числе и Мордехай Наркис, специалист по иудаике номер один в Израиле.
Американская армия вызвала его в соляные пещеры Висбадена, где были обнаружены целые горы предметов иудаики, которые он начал регистрировать. С ним работают Ханна Арендт и Мирьям Нювич – впоследствии одна из основательниц музея в кибуце Лохамей Ха-Гетаот. Очень много предметов были привезены оттуда в Израиль и затем распределены по музеям – в Музей Израиля, в Эйн-Харод и в музей Лохамей ха-Гетаот. Нужно отметить, что сегодня возникает много проблем с этими предметами искусства, вывезенными из Германии, и в Музее Израиля сейчас работает группа экспертов, которые ищут наследников, и так были уже возвращены некоторые значительные работы, среди которых, к примеру, картина Климта.

– Далее экспозицию продолжает уже израильское искусство, вплоть до сегодняшнего дня.
– Периоды на этой выставке будто «перетекают» один в другой, связь художников неразрывна. Художники, пережившие ужасы Катастрофы, как Моше Купферман, творят уже в Израиле современное искусство. Это также и Барчинский, Авраам Офек, Йоханан Симон, считающийся воплощением кибуцного художника, но вот он путешествует по Южной Америке и знакомится с работами Диего Риверы. Он возвращается и оставляет кибуц, и мы представляем его серия «Молодежь Негева», где ясно прочитываются элементы южно-американского искусства израильского. Следить за такими метаморфозами художников крайне увлекательно.
– Как и за тем, что урожаи собирают уже не еврейские крестьяне, а наемные рабочие из Таиланда, Эритреи и Дарфура.
– В нашей коллекции и на этой выставке представлены все, слышны голоса всех. И над всеми – солнце Эрец-Исраэль, которое пронизывает все работы…

Все иллюстрации (фото – © Daniel Hanoch) предоставлены музеем “Мишкан ле-Оманут” Эйн-Харод