Яна Любарская, Stmegi
Герман (Гернадий) Гольд родился в 1933 году в Курске. Окончил Елецкое художественное училище. В 1964-м принят в Союз художников СССР. Заслуженный художник Украины (2008). С 1980 года живет и работает в Киеве. Его картины хранятся в Российской академии наук, Центральном музее Вооруженных Сил России, Национальном музее литературы Украины, Национальном музее «Киевская картинная галерея», в музеях и галереях Франции, Греции, Израиля, США, а также во многих частных собраниях по всему миру – от Австралии до Японии.
Художника еще с 1950-х привлекают еврейская тема и образы безвозвратно ушедшей эпохи... Его взгляд на мир и человека — внимателен и добр.
Художника еще с 1950-х привлекают еврейская тема и образы безвозвратно ушедшей эпохи... Его взгляд на мир и человека — внимателен и добр.
– Герман Моисеевич, вспомните, пожалуйста, свою первую работу на еврейскую тему.
– Было это в 1957 году, я тогда служил в армии, в Винницкой области. Картина называется «Ночное чтение», она хранится у меня до сих пор. На ней старик, типичный еврей, при свете керосиновой ламы читающий книгу. За свою жизнь я написал немало полотен на еврейские темы. Но активно выставлять работы с еврейскими сюжетами начал только в 1990-х. И сейчас постоянно что-то создаю — обожаю маленькие города, местечки, наши запущенные кладбища с большой историей, синагоги.
– Было это в 1957 году, я тогда служил в армии, в Винницкой области. Картина называется «Ночное чтение», она хранится у меня до сих пор. На ней старик, типичный еврей, при свете керосиновой ламы читающий книгу. За свою жизнь я написал немало полотен на еврейские темы. Но активно выставлять работы с еврейскими сюжетами начал только в 1990-х. И сейчас постоянно что-то создаю — обожаю маленькие города, местечки, наши запущенные кладбища с большой историей, синагоги.
– У вас очень интересная — сдержанная, приглушенная цветовая палитра, разительно отличающая ваш живописный почерк от остальных художников. Как подбираете краски?
– Пользуюсь всеми красками, максимально широкой палитрой оттенков. Хотя мне достаточно трудно объяснить, как я их подбираю. Всё идет от сердца, от ощущений, эмоций... Иногда напишу полотно, потом смотрю и сам удивляюсь, словно это не я, а кто-то другой водил моей рукой по холсту.
– Пользуюсь всеми красками, максимально широкой палитрой оттенков. Хотя мне достаточно трудно объяснить, как я их подбираю. Всё идет от сердца, от ощущений, эмоций... Иногда напишу полотно, потом смотрю и сам удивляюсь, словно это не я, а кто-то другой водил моей рукой по холсту.
– Азы профессии художника вы освоили самостоятельно или всё же в учебном заведении? Кто ваши учителя?
– Признаюсь, нет у меня никакого блестящего профессионального образования, академий живописи. Только художественное училище в провинции, в тихом российском городке Елец. Но там у меня были поистине прекрасные учителя. Среди них, например, Берта Арнольдовна Гиллер, попавшая в Елец в ссылку, — она была последовательницей знаменитого художника Михаила Львовича Бойчука, потому и называлась «бойчукисткой».
– Признаюсь, нет у меня никакого блестящего профессионального образования, академий живописи. Только художественное училище в провинции, в тихом российском городке Елец. Но там у меня были поистине прекрасные учителя. Среди них, например, Берта Арнольдовна Гиллер, попавшая в Елец в ссылку, — она была последовательницей знаменитого художника Михаила Львовича Бойчука, потому и называлась «бойчукисткой».
– Как же вы оказались в Киеве?
– Влюбился в украинскую еврейку и переехал в столицу Украины. И мы, кстати, совершили тогда обряд хупы, что в 1971 году было небезопасно. Ктубу, составленную на листе из школьной тетради, мы храним до сих пор — так что у нас настоящий еврейский брак.
– Влюбился в украинскую еврейку и переехал в столицу Украины. И мы, кстати, совершили тогда обряд хупы, что в 1971 году было небезопасно. Ктубу, составленную на листе из школьной тетради, мы храним до сих пор — так что у нас настоящий еврейский брак.
– Киев запечатлен на ваших полотнах?
– Как ни жаль, но сегодня всё, что изображено на моих картинах многолетней давности, снесено или перестроено на новый лад. Например, наш знаменитый стадион «Динамо», утопавший в зелени. Недавно достал одну свою графическую работу и с ностальгией любовался, как раньше выглядела столица Украины. На этюды не выхожу давно — ни зимой, ни летом. Это уже достаточно тяжело физически, да и стесняюсь я людей, которые стоят за спиной и наблюдают, вопросы задают. Предпочитаю работать в уединении.
– Как ни жаль, но сегодня всё, что изображено на моих картинах многолетней давности, снесено или перестроено на новый лад. Например, наш знаменитый стадион «Динамо», утопавший в зелени. Недавно достал одну свою графическую работу и с ностальгией любовался, как раньше выглядела столица Украины. На этюды не выхожу давно — ни зимой, ни летом. Это уже достаточно тяжело физически, да и стесняюсь я людей, которые стоят за спиной и наблюдают, вопросы задают. Предпочитаю работать в уединении.
– Вы прославились и как классический портретист — выявляющий и точно передающий характер своих героев. Пишете их с натуры?
– Конечно, привык писать образы с живых людей, но иногда работаю и по фотографии. Было время, когда ко мне стояла очередь, чтобы я кого-то написал. Иногда героев картин, приятных моему сердцу, находил сам. С тех работ на мир смотрят чудесные, мудрые люди — праведники мира, спасавшие евреев, украинские интеллигенты, которые ко мне очень хорошо относились, знаменитые врачи, культовые литераторы...
– А какой была ваша мама? На портрете 1997 года она выглядит так благородно-величественно…
– Мамочка моя на самом деле была простой женщиной, но очень красивой, она работала воспитательницей в детском саду.
– Конечно, привык писать образы с живых людей, но иногда работаю и по фотографии. Было время, когда ко мне стояла очередь, чтобы я кого-то написал. Иногда героев картин, приятных моему сердцу, находил сам. С тех работ на мир смотрят чудесные, мудрые люди — праведники мира, спасавшие евреев, украинские интеллигенты, которые ко мне очень хорошо относились, знаменитые врачи, культовые литераторы...
– А какой была ваша мама? На портрете 1997 года она выглядит так благородно-величественно…
– Мамочка моя на самом деле была простой женщиной, но очень красивой, она работала воспитательницей в детском саду.
– А как портретист можете вспомнить какой-то забавный случай?
– О да! Однажды ко мне пришла дама в возрасте, попросила сбросить ей не один десяток лет. Я как мог омолодил ее. Сделал ей узкую талию, а на лицо искусно положил тень от шляпы, удачно прикрывшую старческие морщины. Клиентка осталась довольна.
– Эрец Исраэль вдохновляет вас?
– Израиль я посетил лишь однажды, отправился туда на корабле. Это было давно. В Хайфе провел буквально несколько часов, встретился там с дальними родственниками. В тот же день мы отплыли обратно. Но буду откровенен — меня все-таки больше вдохновляют местечки, наши намоленные места, теплая аура штетлов...
– О да! Однажды ко мне пришла дама в возрасте, попросила сбросить ей не один десяток лет. Я как мог омолодил ее. Сделал ей узкую талию, а на лицо искусно положил тень от шляпы, удачно прикрывшую старческие морщины. Клиентка осталась довольна.
– Эрец Исраэль вдохновляет вас?
– Израиль я посетил лишь однажды, отправился туда на корабле. Это было давно. В Хайфе провел буквально несколько часов, встретился там с дальними родственниками. В тот же день мы отплыли обратно. Но буду откровенен — меня все-таки больше вдохновляют местечки, наши намоленные места, теплая аура штетлов...
– Не стань вы художником, какую бы профессию выбрали?
– А я больше ничего не умею, только писать картины!
– Что у вас в ближайших планах?
– Уже ничего не планирую, не хочу насмешить Б-га. Правда, в голове с недавних пор крутится одна мысль — создать автопортрет с супругой.
– А я больше ничего не умею, только писать картины!
– Что у вас в ближайших планах?
– Уже ничего не планирую, не хочу насмешить Б-га. Правда, в голове с недавних пор крутится одна мысль — создать автопортрет с супругой.
Комментарии