Картины раввина Александра Айзенштата были представлены в Австрии на памятной церемонии, посвященной 300-летнему юбилею назначения раввина Меира Айзенштадта на должность главного раввина города Айзенштадта (именно в честь этого города раввин взял себе фамилию).
Раввин являлся одним из самых авторитетных еврейских духовных деятелей 18 века. Его работы изучаются в религиозных учебных заведениях по сей день.
"Я очень рад, что мы смогли осуществить инициативу почтить память выдающегося раввина, в городе, где начался его род. Мне также крайне важно и приятно, что мой друг и основатель центра изучения Торы художник раввин Александр Айзенштат, потомок раввина Меира Айзеншатата, привезет сюда коллекцию картин. Художник — создатель, и он украшает мир, созданный Вс-вышним. Это особенно актуально, когда художник является религиозным человеком", — заявил на открытии церемонии глава Совета раввинов Европы (СРЕ), главный раввин Москвы Пинхас Гольдшмидт.
Александр Айзенштат родился в 1951 году в Москве. Учился живописи в мастерской художника С.П. Скульского в конце 60-х.
Покинул СССР в 1974 г. Гражданин Франции, живет в Израиле и России.
Работы Александра Айзенштата находятся в собрании Московского музея современного искусства, в частных коллекциях в России и за рубежом, вручались экс-президенту Франции Николя Саркози, князю Монако Альберу II.
Покинул СССР в 1974 г. Гражданин Франции, живет в Израиле и России.
Работы Александра Айзенштата находятся в собрании Московского музея современного искусства, в частных коллекциях в России и за рубежом, вручались экс-президенту Франции Николя Саркози, князю Монако Альберу II.
"Изобразительное искусство совершенно не еврейская вещь и не связано с еврейством по своей сущности. Есть отдельные художники, как Левитан — представитель реалистической школы начала ХХ века. Очень большой профессионал с колоссальным техническим талантом. Но…
Я вернулся к живописи 11 лет тому назад, чтобы как-то поднять материальное состояние семьи. До этого занимался только ешивой. Если вы видели мои работы, там бывают стихотворения. Есть у меня склонность к литературному творчеству. Но сейчас я этого не делаю.
У меня была идея написать роман, но я подумал, что роман — это длинная вещь, и еще сомнительно, заработаешь на этом или нет. А тема уже была, я даже начал писать. Это должен был быть очень скандальный роман, и своей скандальностью мог бы стать материально выгодным. На тему Мессии. Идея была простая. Зародилась она у меня так. Когда-то около московской синагоги сидел некий довольно молодой сумасшедший, по-моему, не еврей. И каждый раз, когда он меня видел, он кричал: «Машиах!» — Мессия то есть. И это породило у меня идею романа.
Весь роман построен на идее, что есть человек, эксплуатирующий тяжелое положение евреев. Речь шла о временах немецкой оккупации, когда немцы уже оккупировали какое-то местечко, но не начали геноцид. И все находятся в таком страхе. Это был один из вариантов.
И есть психически больной человек, очень харизматичный, талантливый еврей. Он немного отрывается от общины, и к нему присоединяются еще 12 евреев. Все они — психически больные и одновременно религиозные евреи. И там повторяется все Евангелие. Включая хождение по воде и Марию-Магдалену. Все полностью. Поэтому у каждого человека, знакомого с Евангелием, не останется сомнений. Хотя все имена другие, все называется по-другому. Просто сумасшедшие. Вот такая идея. Но экономически это опасная, скользкая штука.
Люди не понимают: стремление художника — заработать деньги. И оно очень хорошо сочетается со стремлением создать высокое, чистое искусство. Здесь нет противоречия. Всегда художники хотели заработать деньги. Великие мастера — Караваджо, Рембрандт, Тициан — это были просто ремесленники, которые пошли по этой профессии. Они были выдающимися, гениальными художниками, но это было их ремеслом. И оно было для них очень важно. Я даже горжусь, что я — ремесленник. Создание серьезного художественного произведения, как говорил Ван Гог, «грязная работа». Она пачкает руки, пачкает одежду. Всегда есть какие-то знаки от масляной краски. Есть менее приятные моменты: помыть кисточки, перетащить. Есть момент усталости и труда, но сама работа очень интересная. Это удобно: я люблю это делать. Креатив и заработок идут вместе. Чтобы что-то создать, надо вкалывать. Получается, я зарабатываю гораздо больше денег, чем мог бы заработать на другой работе.
Художник не должен быть нелогичным человеком. Это ему не поможет.
Художник — это ремесленник. Но в этом ремесле есть искусство. Настоящий художник, кроме ремесленника, еще и художник. Он организует пространство из пяти линий, которое должно жить своей духовной жизнью. Он должен моделировать некие интеллектуальные составляющие. В принципе, это некая замена Торы. С моей точки зрения, искусство, в самом глубоком корне, является аналогом Торы для народов мира. Искусство, литература. Но на поверхности это не проявляется. Какие-то картинки.
С точки зрения пиара моя позиция — еще более выгодная. В современном искусстве каждый художник старается найти оригинальный ход: кто-то раздевается догола, кто-то зашил себе рот, кто-то прибивает ноги гвоздями к полу. Каждый старается что-то сделать, как-то себя показать, разглагольствует. С этой точки зрения моя позиция — самая крутая, нравится людям. Я делаю это не специально, а потому что я буквально такой. Антиобщественник, нигилист. Это более интересно. А моя одежда? Стандартная для Иерусалима — нестандартная для Москвы. Для художника это наиболее экстравагантно. Пришел бы я на выставку в плавках или даже без плавок — это было бы более нормально, чем то, что я прихожу в шляпе и с цицитом. Мы же живем в пресыщенном мире".
Я вернулся к живописи 11 лет тому назад, чтобы как-то поднять материальное состояние семьи. До этого занимался только ешивой. Если вы видели мои работы, там бывают стихотворения. Есть у меня склонность к литературному творчеству. Но сейчас я этого не делаю.
У меня была идея написать роман, но я подумал, что роман — это длинная вещь, и еще сомнительно, заработаешь на этом или нет. А тема уже была, я даже начал писать. Это должен был быть очень скандальный роман, и своей скандальностью мог бы стать материально выгодным. На тему Мессии. Идея была простая. Зародилась она у меня так. Когда-то около московской синагоги сидел некий довольно молодой сумасшедший, по-моему, не еврей. И каждый раз, когда он меня видел, он кричал: «Машиах!» — Мессия то есть. И это породило у меня идею романа.
Весь роман построен на идее, что есть человек, эксплуатирующий тяжелое положение евреев. Речь шла о временах немецкой оккупации, когда немцы уже оккупировали какое-то местечко, но не начали геноцид. И все находятся в таком страхе. Это был один из вариантов.
И есть психически больной человек, очень харизматичный, талантливый еврей. Он немного отрывается от общины, и к нему присоединяются еще 12 евреев. Все они — психически больные и одновременно религиозные евреи. И там повторяется все Евангелие. Включая хождение по воде и Марию-Магдалену. Все полностью. Поэтому у каждого человека, знакомого с Евангелием, не останется сомнений. Хотя все имена другие, все называется по-другому. Просто сумасшедшие. Вот такая идея. Но экономически это опасная, скользкая штука.
Люди не понимают: стремление художника — заработать деньги. И оно очень хорошо сочетается со стремлением создать высокое, чистое искусство. Здесь нет противоречия. Всегда художники хотели заработать деньги. Великие мастера — Караваджо, Рембрандт, Тициан — это были просто ремесленники, которые пошли по этой профессии. Они были выдающимися, гениальными художниками, но это было их ремеслом. И оно было для них очень важно. Я даже горжусь, что я — ремесленник. Создание серьезного художественного произведения, как говорил Ван Гог, «грязная работа». Она пачкает руки, пачкает одежду. Всегда есть какие-то знаки от масляной краски. Есть менее приятные моменты: помыть кисточки, перетащить. Есть момент усталости и труда, но сама работа очень интересная. Это удобно: я люблю это делать. Креатив и заработок идут вместе. Чтобы что-то создать, надо вкалывать. Получается, я зарабатываю гораздо больше денег, чем мог бы заработать на другой работе.
Художник не должен быть нелогичным человеком. Это ему не поможет.
Художник — это ремесленник. Но в этом ремесле есть искусство. Настоящий художник, кроме ремесленника, еще и художник. Он организует пространство из пяти линий, которое должно жить своей духовной жизнью. Он должен моделировать некие интеллектуальные составляющие. В принципе, это некая замена Торы. С моей точки зрения, искусство, в самом глубоком корне, является аналогом Торы для народов мира. Искусство, литература. Но на поверхности это не проявляется. Какие-то картинки.
С точки зрения пиара моя позиция — еще более выгодная. В современном искусстве каждый художник старается найти оригинальный ход: кто-то раздевается догола, кто-то зашил себе рот, кто-то прибивает ноги гвоздями к полу. Каждый старается что-то сделать, как-то себя показать, разглагольствует. С этой точки зрения моя позиция — самая крутая, нравится людям. Я делаю это не специально, а потому что я буквально такой. Антиобщественник, нигилист. Это более интересно. А моя одежда? Стандартная для Иерусалима — нестандартная для Москвы. Для художника это наиболее экстравагантно. Пришел бы я на выставку в плавках или даже без плавок — это было бы более нормально, чем то, что я прихожу в шляпе и с цицитом. Мы же живем в пресыщенном мире".
