В Минске прошла презентация книги Юрия Абдурахманова "О Сутине. О Смиловичах. О себе". Это перевод воспоминаний французского художника Шраги Царфина, уроженца Смиловичей, о родном местечке и о своем знаменитом земляке — всемирно известном художнике Хаиме Сутине. К сожалению, сам Сутин не оставил каких-либо воспоминаний о своей жизни на Родине, он вообще был человеком достаточно скрытным. Зато сохранился небольшой рассказ художника Шраги Царфина, земляка и друга Сутина, о юных годах смиловичского гения. Воспоминания эти были написаны в 1958 году по просьбе французского критика Вальдемара Жоржа, много писавшего о художниках Парижской школы вообще и о Х.Сутине в частности.
Первая часть этих воспоминаний была опубликована – с некоторыми сокращениями – в альбоме репродукций Сутина «Chaim Soutine», Art & Style № 52 в 1959 г. как часть статьи В.Жоржа «Grandeur et servitude de Chaim Soutine» («Величие и неволя Хаима Сутина»). Вторая часть публикуется впервые.
Текст этот примечателен тем, что Царфин - единственный свидетель смиловичских лет жизни Сутина, поскольку он сам родился в этом же местечке, расположенном в 30 км от Минска, и познакомился с будущим знаменитым художником еще в детстве.
- Дочь Царфина Лилиан Дюлак предоставила нам машинопись с правками автора, - уточняет Юрий Абдурахманов, опубликовавший эти мемуары в издательстве «Научный мир».
Сутин оказался в Париже в 1913 году, а Царфин добрался в столицу мирового искусства позже: в 1914 году он почти на 10 лет перебрался с белорусских земель в Палестину - учиться искусству, а потом и воевать за ее свободу от турецкого ига. В 1922-м Шрага уехал в Берлин, а потом, наконец, и в Париж, где брался за любую работу: мастерил плетеную обувь, разрисовывал елочные игрушки. Но первое признание к нему пришло благодаря созданным им эскизам тканей для парижских домов мод.
А началось все в Смиловичах, где с разницей в 6 лет родились Хаим Сутин - в 1893 году - и Шрага Царфин - в 1899 году. По переписи 1897 года, в местечке жило 3,5 тысячи человек. Кроме нескольких церквей и синагог, костела и мечети, тут были мужское и женское земские училища, почта с телеграфом и суконная фабрика, магазины и 58 лавок, 9 питейных заведений и пара гостиниц.
- Большинство населения - зажиточные евреи: промышленники, торговцы лесом, кожевенники. Царфин вспоминает: «Население было большей частью хорошо образованным, немало интеллектуалов». Потому многие подавались за ученьем в Минск и Вильно, - говорит Юрий Абдурахманов.
Царфин с юных лет разрисовывал конторские книги отца - зажиточного торговца лесом, владельца кожевенной мастерской. А несколькими годами ранее стены дома бедного портного и кантора в синагоге Соломона Сутина покрывал первыми художествами Хаим, десятый из его одиннадцати детей.
Сутин-старший нередко гостил у Царфиных, пишет Шрага:
«Приходили к нам после молитвы в синагоге, чтобы выпить стаканчик ликера и съесть кусочек пирога, приготовленного моей матерью». С Абрамом, отцом Царфина, Соломон дискутировал о Библии и Торе, а тот рассказывал о Толстом - он был человеком начитанным, любил русскую литературу. Призванием сына Соломон был недоволен, хотя, пишет Царфин, «с гордостью говорил о нем и показывал своим клиентам рисунки сына, которыми были увешаны стены [мастерской]».
Шрага Царфин всегда тепло вспоминал Смиловичи, и земляки порой могли стать героями картин – например, «Беседующих». Но знаменитым художника сделали полотна с европейскими римскими и готическими храмами в особенной сине-зеленой гамме.
Более старший по возрасту Хаим был для Шраги знаменитостью. И хотя Сутин, приезжая на каникулы из рисовальных школ Минска и Вильно, избегал любопытной местной детворы, для одаренного Царфина делал исключение. А тот в благодарность приносил старшему товарищу фрукты из своего сада.
«Хаим рисовал портреты, а я пожарников, чьи металлические каски очень меня впечатляли, - пишет Царфин. - Сутин любил копировать фотографии, он делал с них увеличенные копии, схожесть которых с оригиналом восхищала сельчан. Позже, когда Хаим учился в Вильно, он пытался немного заработать на жизнь срисовыванием портретов с фотографий, поскольку его отец, в отличие от моего, не мог посылать ему карманных денег».
Юный Сутин, несмотря на бедность, слыл франтом, пудрился и душился. А форма Виленской художественной школы не раз помогала ему уговорить жителей местечка позировать для портрета, пишет Царфин:
«Хаим решил выдать себя за официального представителя властей. «Пристав (комиссар полиции) послал меня сделать ваш портрет», - говорил он старикам-крестьянам. [...] Однажды один из его натурщиков, поссорившись с ним, пошел к приставу, и сеансы пришлось прекратить».
А случалось, что за искусство Сутину приходилось сносить тумаки:
«Он рисовал портрет 85-летнего старика, прибежали дети последнего и прогнали Сутина, избив его палками. Сутин подал на них жалобу за избиение и нанесенные увечья. Мировой судья, человек образованный, по происхождению немец, присудил виновных к штрафу в 15 рублей. Сутин был вне себя от восторга: теперь он мог купить необходимые материалы и снять комнату, поскольку для работы он снимал в нашем селении комнату, используя ее как мастерскую».
Еще Царфин рассказывает, что ему запомнилось, как 18 - 19-летний Сутин читал «На дне» Горького, любил музыку, играл на балалайке и при этом строил гримасы: «Он с воодушевлением пел и играл, извиваясь всем телом. Почти всегда он наигрывал одну и ту же мелодию, говоря мне, что она называется «Вальс сумасшедшего». Теперь мне кажется, что это были первые такты «Лунной сонаты» Бетховена».
Шрага уговорил отца разрешить ему поступать в Виленскую рисовальную школу, «как Сутин». Оттуда и началась его одиссея в Палестину. Кстати, с того времени художники не возвращались в Смиловичи и больше никогда не видели свои семьи. Да и между собой не общались до 1936-го, когда Царфин по просьбе матери Сутина разыскивает ее сына, который давно не писал домой. Так возобновляется их дружба.
«И вот Сутин чуть ли не каждый вечер приходил навестить меня, - пишет Царфин. - Если Сутин и отвернулся от тех, кто называл себя его друзьями, то уж, конечно, не потому, что стал богат. Поскольку в действительности он не был богат. Как он однажды рассказал мне по секрету, с некоторой гордостью, на его счету в банке в 1939 году было 10 000 франков (4450 евро по курсу того времени в пересчете на нынешние деньги. - Ред.), и это все, что у него было. Он не был скуп; несколько раз вручал мне деньги на благотворительность. Уже в юности он был щедр. Я слышал, как местечковый парикмахер рассказывал моему отцу о том, что бедный студент Сутин оставлял ему очень щедрые чаевые».
Царфин говорит, что если Сутин и отвернулся от старых друзей, то потому, что в юности они не понимали его творчества и советовали стать сапожником. «Они насмехались над ним и над его картинами. Однажды, в 1939 году, во время одной из вечерних прогулок по Парижу, я предложил ему зайти в кафе «Дом», но он отказался, сказав: «Они все мне противны».
- Он был приятно удивлен уровнем мастерства своего младшего друга и настойчиво советовал ему всерьез заняться живописью, - рассказывает Юрий Абдурахманов. - Однако Царфину надо было кормить семью, и он продолжает работать над созданием эскизов для тканей. Один из критиков назовет его позже виртуозом в этом деле.
Окончательно пути Сутина и Царфина разошлись в годы Второй мировой войны. Хаим умер в 1943-м от перитонита. Это результат неудачной операции: у художника открылась язва желудка, и его тайком перевезли из Нормандии в Париж к хирургу, который в оккупированной фашистами Франции согласился сделать операцию еврею. Тогда же в Беларуси нацисты истребили семью его старшего брата Гершона, раввина из Березино: родители Сутина и младшая сестра умерли до войны, а большинство братьев и сестер уехали в Россию и Америку...
Царфин же воевал во французской армии, а после ее разгрома фашистами сражался во французском Сопротивлении, прятался от нацистов в горах. После войны он по-прежнему много писал и мало выставлялся, хотя спрос на его работы у коллекционеров был велик. Немудрено, что после войны о художнике призабыли. Хотя как раз тогда он написал самые известные свои картины. Поначалу это были полотна, полные мистицизма и аллегорий. А вершиной творчества Царфина считаются сияюще-синие с зелеными сполохами картины 1960-х с романскими и готическими соборами, церквями, нефами.
- Но в начале 1970-х у Царфина обнаружили рак. В больницах он на всем, что попадает под руку, рисует миниатюры, которые раздает врачам, сиделкам, друзьям и родным. В последние годы его жизни он очень переживал, что ему не удалось свершить в своем творчестве всего, о чем мечталось, - рассказывает Юрий Абдурахманов.
Шрага Царфин скончался в 1975 году. По свидетельствам дочери, он часто рассказывал о родном местечке близким и друзьям, с любовью вспоминал о его жителях, о реке Волме, где ребенком купался летом, а зимой - катался на коньках по льду. В творческом наследии Царфина есть и те картины, которые навеяны воспоминаниями о маленьком белорусском городке...
Сергей Трефилов, КП (Беларусь)
