Еврейское Общество Поощрения Художеств
האגודה היהודית לעידוד האמנויות הפלסטיות
The Jewish Society for the Encouragement of the Plastic Arts
Вход / Регистрация
Русский

БЛОГИ

Парижский скульптор Наум Аронсон и его связи с художественной жизнью России

Владимир ШЛЕЕВ, (Киев)

Характерным явлением в жизни Западной Европы второй половины XIX — нач. XX веков была своеобразная художественная эмиграция из различных стран в столицу Франции — Париж, являвшийся в ту пору как бы всемирным центром искусства. По разным причинам стремились туда художники из России, нередко получая там образование, а затем обретая не только постоянное пристанище, но и признание.

Наум Аронсон

В 1860—1870-х годах в Париже работал В.Г.Перов, В.Д.Поленов, И.Е.Репин, В.В.Верещагин, в 1870-х годах в Париже обосновывается М.М.Антокольский, парижанами становятся А.П.Боголюбов, А.А.Харламов, Ю.Я.Леман, М.К.Башкирцева. Позднее в Париже жили и учились украинец Н.С.Самокиш, грузин Я.И.Николадзе, армянин С.М.Агаджанян. Париж оказал свое влияние на творчество ряда художников ”Мира искусства” (А.Н.Бенуа, К.А.Сомова, Е.Е.Лансере), учились там также скульпторы А.С.Голубкина и В.И.Мухина, график Е.С.Кругликова...
В связи с различными сложностями жизни и творчества для евреев в дореволюционной Российской империи (черта оседлости и другие ограничения) в конце XIX — начале XX века усиливается и приток эмигрантов в Париж из художественной еврейской среды Украины и западных губерний. Назовем имена скульпторов Н.Л.Аронсона, Л.А.Бернштама, Л.С.Бернштейна-Синаева, Н.Габо и его родного брата А.Певзнера, Х.Я.Липшица, X.Орловой, О.Е.Цадкина, художников Л.С.Бакста (Розенберга), М.Л.Манэ- Катца, М.Кикоина, П.Кременя, Х.Сутина, Ф.Федера, а позднее, после 1917 года — В.Д.Баранова-Россинэ, О.Браза, Ф.Гозиасона, С.А.Сорина, К.Терешковича, М.З.Шагала и ряда других.
Всех их привлекали в целом хорошо поставленные парижские государственные и муниципальные художественные школы (Ecole de Beaux-Arts, Ecole des Arts décoratifs), частные так называемые академии (Жюльена, Коларосси), а также ателье известных мастеров (Невиля, Детайля, Кормона, Родена, Бурделя и т.д.). Кроме того имелась широкая возможность выставляться в знаменитых парижских Салонах, где нередко обреталось и мировое признание. Прожив в Париже какое-то время, познакомившись с тамошней художественной жизнью, приобретя определенные навыки мастерства, многие возвращались на родину, но некоторые оставались на долгие годы и даже навсегда.
Так было, например, с уроженцем Риги Леопольдом Адольфовичем Бернштамом (1859—1939)/2/, получившим художественное образование у французского ваятеля А.Мерсье и ставшего затем на долгие годы главным скульптором парижского музея исторических восковых фигур Грэвен, так было с погибшими впоследствии в фашистских концлагерях скульптором Л.С.Бернштейном-Синаевым и художником В.Д.Барановым-Росси- нэ и, наконец, с уроженцем местечка Креславка, что на границе Латвии и Белоруссии (быв. Витебской губ.), скульптором Наумом Львовичем Аронсоном (1872—1943)/3/, в ателье которого уже во втором десятилетии XX века занимались вернувшиеся впоследствии на родину украинский скульптор Иван Петрович Кавалеридзе и работавший сначала в Киеве, а потом в Москве Иосиф Моисеевич Чайков.
Фигура Наума Аронсона весьма характерна для русско-еврейской художественной эмиграции в Париже. Получив начальное художественное образование в Виленской художественной школе у известного педагога И.П.Трутнева, молодой человек с весьма скудными финансовыми средствами, без знания французского языка, но с огромной жаждой творческого совершенствования и, естественно, признания, в начале 1890-х годов попадает в Париж. Здесь он, недолго позанимавшись в Ecole des Arts décoratifs и академии Коларосси (Colarossi), попадает под влияние Огюста Родена, а также модного тогда импрессионизма, находившего выражение не только в живописи, но и в скульптуре. Однако связей с Россией Аронсон не порывает.
Посетив в 1901 году Ясную Поляну, он выполняет скульптурный портрет Л.Н.Толстого, получивший затем широкую известность. В своем дневнике С.А.Толстая 14.VI. 1901 г. писала: "Живет сейчас скульптор Aronson, бедный еврей, выбившийся в Париже за восемь лет в хорошего, талантливого скульптора. Лепит бюст Льва Николаевича и мой, bas-relief — Тани (дочери Л.Н.Толстого — В.Ш.) и все недурно. Меня он изобразил не такой безобразной, как это делали до сих пор все художники"/4/. Позднее об этом, со многими подробностями, вспоминал и сам Аронсон/5/. Портрет Л.Н.Толстого работы Аронсона — это типично импрессионистское скульптурное произведение, с его текучими пластическими формами, с живой обработкой поверхности, где смело использованы эффекты светотени. Оно вполне в русле тех творческих устремлений, которые были характерны не только для ряда зарубежных мастеров, в том числе русских по происхождению (например, Паоло Трубецкого), но и для того поколения русских скульпторов, которое вступало на творческую арену в первые десятилетия XX века (Н.А.Андреев, А.С.Голубкина, В.Н.Домогацкий и др.)
Однако довольно скоро Аронсон разочаровывается в импрессионизме и стремится к более ясной, пластически точной и крепкой характеристике образов. В статье "О себе и современной скульптуре", опубликованной в киевском журнале "Искусство и печатное дело", он писал:

"Импрессионизм не может быть целью, к которой стремится творческая фантазия; он дается в руки без труда, и ему нужна крепкая уверенная опора в виде реального фундамента, без которого он может рассеяться как дым"/6/.

Позднее, в 1913 году, когда в странах Европы и России все активнее и активнее стали распространяться различные модернистские течения: фовизм, кубизм, дадаизм и т.д., Аронсон, в одной из статей, утверждал:

"Красота и правда — только в природе, и кто уклоняется от этого источника художественного чувства, тот неспособен создать жизненное творение. Я поэтому пожелаю русским художникам видеть в этих крайностях иных западноевропейских новаторов пример того, чего делать не следует"/7/.

В мастерской скульптора на улице Вожирар в Париже, начиная с конца 90-х годов XIX века, один за другим появляются скульптурные портреты Л.Бетховена, В.А.Моцарта, Р.Вагнера, Г.Берлиоза, Ф.Шопена, Данте Алигьери, Вашингтона, К.Маркса, С.Боливара. Памятник Л.Ван Бетховена был установлен в Бонне, в 1905 году и получил широкую мировую известность. Приблизительно к этому же времени относятся декоративные статуи для фонтана в курортном городке Годесберге на Рейне, недалеко от Бонна. В 1922 году, по заказу французского правительства, к столетнему юбилею Л.Пастера Аронсон выполнил его большой бюст для помещения в зале заседания Института Пастера, а также маленькую реплику его для массового распространения. Кроме того, бюсты Пастера его работы были установлены также в Ханое, Сайгоне, Брюсселе, Токио.
Аронсон регулярно, начиная с 1891 и вплоть до 1938 года, участвовал в ежегодных выставках (салонах). На колониальной выставке в Париже 1937 года он был представлен своим горельефом "Народы Африки пробиваются к новой жизни". Н.Аронсон был и общественным деятелем: участвовал в работе Объединения русско-еврейской интеллигенции в Париже, был в числе учредителей Общества друзей еврейской музыки в Париже. Небезынтересно упомянуть еще об одной сыгранной Наумом Львовичем роли — он был в числе редакторов и оформителей сборника, посвященного видному общественному деятелю русского зарубежья — Я.Л.Тейтелю: 80-летие Якова Львовича — первого в дореволюционной России судьи-еврея, названного М.Горьким "веселым праведником", широко отмечалось и в Берлине и в Париже/7/.
Ощущая себя русским скульптором, Н.Аронсон в дореволюционные годы неоднократно приезжал в Россию, участвовал в различных выставках, не раз выступал в печати, был среди основателей и участников первой выставки "Нового общества художников" в С.Петербурге (1904). Российская тема занимала значительное место в его творчестве: им были выполнены скульптурные портреты не только Л.Толстого, но и И.Тургенева, А.Фета, Л.Андреева, К.Ушинского, артисток М.Савиной и В.Комиссаржевской, балерины Иды Рубинштейн, писателя С.Юшкевича. Участвует Аронсон и в конкурсе на памятник Т.Г.Шевченко, в связи с чем приезжает в Киев. Там он знакомится с воспитанником Киевского художественного училища Иваном Кавалеридзе, одобряет его работы и приглашает молодого художника поработать в Париже/8/.
Во многих журналах и газетах России ("Нива", "Огонек", "Живописное обозрение", "Журнал для всех", "Солнце России" и др.) появляются статьи о творчестве Аронсона. Известный русский художественный критик, редактор журнала "Аполлон" С.К.Маковский, в статье, помещенной в альбоме "Современная русская скульптура" дает буквально восторженную оценку творчества Наума Аронсона:

«Среди современных русских скульпторов я не знаю более даровитого, более серьезного мастера, — писал он. — Любовь к прекрасной вещественности ваяния, изысканное "чувство материала" сразу располагают к его работам. Аронсон знает все тайны ремесла. Обращается также виртуозно и с мрамором, и с бронзой, и с гипсом, и с деревом, умеет с большим вкусом менять пластический прием в зависимости от качества материала; чуткое знание техники — художническая вдумчивость Аронсона во все тонкости скульптурного делания — позволяет ему работать с одинаковым успехом в самых различных стилях, оставаясь самостоятельным, никому не подражающим художником. Он портретист, передающий умно и благородно индивидуальное сходство (портреты Толстого, г-жи Е. de D., Gerte К.); бытовой скульптор — в своих живописных женских типах; декоратор — в своем мраморном "проекте фонтана"; опытный изобразитель нагого тела — в таких произведениях как "L’Aurore", "La Soif1; наконец, символист, умеющий связывать фигуры в одно обобщенное творческой мыслью целое, — в "Le douleur", "Berceau d’amour"»/9/.

Его произведения приобретают музеи, их репродукции включают в альбомы, посвященные русской скульптуре. Портреты Аронсона пишут видные мастера живописи — Б.Кустодиев (1904), И.И.Бродский (1916). С последним скульптор был особенно дружен. Наряду с портретами знаменитых людей в творчестве Аронсона ярко выражена и тема красоты человека. Его привлекает пластика движения, красота линии и объемов, одухотворенный мир детских образов. Сам скульптор так пишет об этом:

"...гармоническое слияние объективной правды с мечтой художника — вот, по-моему, желанное credo всякого истинного художника. Уверенный в технике, он может отдаться своему впечатлению и в стройном аккорде сольется его поэтическое мышление с направлением его резца"/10/.

Не остался чужд Аронсон и общественным потрясениям на своей родине. Среди его произведений были и проект памятника жертвам 9 января 1905 г., и собирательный образ "Юный пролетарий" (1905), и композиции — "Великая Россия" (1905), "Разочарование" (1908), символизирующая страну, скованную реакцией, "Киддуш ха- Шем", посвященная жертвам Кишиневского погрома. Аронсон, как и Марк Антокольский, нередко обращался к темам из истории и жизни еврейского народа — "Моисей", "Саломея", скульптурная группа "Бар-Мицва", "Пророк", "Вечный жид" и др.
Очень характерен для Аронсона был замысел большой символической фигуры "Россия". Многим Россия представлялась чем-то вроде репинских "Бурлаков". Следующее поколение ассоциировало Россию с малявинскими бабами. Потом полагали, что блоковские "Двенадцать" передают "вкус" и ритм России. Аронсон, глядя на Россию из своего прекрасного далека, изобразил ее в виде уже немолодого человека с лицом, похожим на Тургенева (которого он когда-то лепил), сидящего в задумчивом оцепенении. Русский интеллигент, усталый, разочарованный, — вот как Аронсон видел далекую родину. Р.Вишницер-Бернштейн пишет: "Была ли в этом замысле тоска по России или жалость к угнетенной стране — сказать трудно. Образ России тяготел над его творчеством"/11/.
В воспоминаниях Рахиль Вишницер-Бернштейн Наум Львович Аронсон представляется нам живым человеком:

"Кто лично знал Аронсона, помнит его необыкновенную отзывчивость. Художники — индивидуалисты, они равнодушны к судьбам окружающих их людей. Аронсон был в этом отношении исключением. Ходатайствовать за кого-нибудь, бегать по учреждениям, просиживать часами на заседаниях общественных организаций не было для него тягостно. Когда у него бывали деньги, — он не жалел их. Он пожертвовал значительную сумму для детских колоний в Двинске и Креславке, откуда был родом. Аронсон не забывал своей родины"/12/.

Не давали забыть родину и многочисленные эмигранты. Аронсон вспоминал:

"[Париж] был наводнен русскими революционерами, среди которых я имел немало друзей, нередко навещавших меня. Чаще других в мастерскую заходил ко мне А.В.Луначарский, живо интересовавшийся всем новым в искусстве. Тогда же А.В. (Луначарский — В.Ш.) выступал как художественный критик..."/13/.

Луначарский не раз с большой симпатией писал о скульптурных и графических произведениях Аронсона, в том числе в статье "Лики Толстого", опубликованной в киевской газете "День"/14/. В воспоминаниях Луначарского, опубликованных в 1928 году, рассказывается о посещении им в 1904 г., вместе с В.И.Лениным, парижского ателье Аронсона.

"Мы зашли в мастерскую скульптора Аронсона, в которой я с тех пор так часто бывал и в которой постоянно появлялись шедевры, копии которых уплывали во все страны света. Владимир Ильич разделся и в своей обычной живой манере обошел большую мастерскую, с любопытством, но без замечаний рассматривая выставленные там гипсы, мраморы и бронзы. Между тем любезный хозяин приготовил нам кофе, Владимир Ильич со вкусом крякнул, намазал хлебец маслом и стал завтракать, как сильно проголодавшийся с дороги человек. Аронсон отвел меня в сторону.
- Кто это? - зашептал он мне на ухо. Мне показалось не совсем конспиративным называть Ленина. Я ведь не знал даже, есть ли у него регулярный паспорт для пребывания в Париже.
- Это один друг - очень крупный революционный мыслитель. Этот человек еще сыграет, быть может, большую историческую роль. Аронсон закивал своей пушистой головой.
- У него замечательная наружность.
- Да? - спросил я с удивлением, так как я был как раз разочарован, и Ленин, которого я уже давно считал великим человеком, показался мне при личной встрече слишком похожим на среднего... хитроватого мужика.
-  У него замечательнейшая голова! - говорил мне Аронсон, смотря на меня с возбуждением. - Не могли бы вы уговорить его, чтобы он мне позировал? Я сделаю хоть маленькую медаль. Он мне очень может пригодиться, например, для Сократа.
- Не думаю, чтобы он согласился, — сказал я. Тем не менее я рассказал об этом Ленину, и о Сократе тоже. Ленин буквально покатывался со смеху, закрывая лицо руками"/15/.
Позднее работа над скульптурным портретом В.И.Ленина стала важным этапом в творческой биографии Н.Аронсона. Сам скульптор в 1920-х годах вспоминал об этом так:

"В начале 1925 года, освободившись немного от заказов, по собственной инициативе, я принялся за лепку бюста Владимира Ильича. Работал я над моим Лениным два года. За это время я сломал до двадцати бюстов и лишь в последнем бюсте, который был привезен в СССР в 1927 году, я сумел, по моему мнению, выявить Ленина как символ силы, вдохновителя миллионных масс"/16/.

Об этом первом варианте бюста Ленина очень высоко отзывались Н.К.Крупская, А.В.Луначарский, Н.А.Семашко. Второй вариант бюста, созданный в начале 1930-х годов, был еще более высоко оценен Луначарским, сказавшим, что эта работа Аронсона является "самым высоким художественным отражением Ленина"/17/. В середине 30-х годов бюст был выставлен в одном из весенних салонов в Париже. Это вызвало нападки на скульптора правой прессы, писавшей, как отмечает племянница Аронсона — Л.Александр- Аронсон — о "возмутительном факте траты громадного таланта". И далее она же сообщала, что "все это стоило ему (т.е., Н.Аронсону — В.Ш.) дорого, ибо многие буржуазные политические деятели от него отвернулись, правительственные заказы сильно сократились, а одно время их вовсе не было"/18/.
Но к приобретению бюста в СССР встретились всякого рода препятствия, в результате которых в конце-концов покупка не состоялась, и эта работа была увезена обратно в Париж. Дальнейшая судьба скульптуры примечательна: в годы фашистской оккупации группа участников Сопротивления тщательно прятала ее вместе с некоторыми другими произведениями Аронсона. И лишь в 1956 году, уже после смерти скульптора, его племянница через советское посольство в Париже передала эту работу в Центральный музей В.И.Ленина в Москве.
Наум Аронсон со скульптурой Луи Пастера
Многократно приезжавший в Россию до 1917 года, Аронсон в 20—30-е годы посетил родину всего три раза. Во время его пребывания в Москве в 1934 и 1935 годах о нем писали, сам скульптор выступал в газетах, делился с московскими друзьями своими планами — сделать статуи для строящихся тогда станций московского метрополитена, принять участие в выставке "Индустрия социализма". В ответ на приглашение подготовительного комитета выставки он, в частности, писал:
 

"Я нашел в СССР то, что искал, — идею работы, творчества, в отличие от той безыдейности, которая царит за советским рубежом и губит таланты. Это сознание дает мне вдохновение, делает меня юным и сильным. И я надеюсь, что если я смогу в художественном образе выразить идею нового человека, то это даст мне право с гордостью сказать: и частица моего труда вложена в великое здание социализма”/ 19/.

Конечно, в свете современных оценок тоталитарного сталинского режима и культурной политики того времени вышеприведенные слова Аронсона могут показаться неискренними. Но сомневаться в честности скульптора, прямо не зависевшего от советских властей, у нас нет оснований, тем более, что подобного рода мысли, как известно, высказывали тогда и такие выдающиеся деятели зарубежной культуры как А.Барбюс, Т.Драйзер, Л.Фейхтвангер, в какой-то мере, А.Эйнштейн, шахматист, экс-чемпион мира Э.Ласкер. Такова была реальность того сложнейшего времени, когда в Германии к власти пришли гитлеровцы и для некоторых деятелей немецкой культуры, особенно евреев, убежищем стали США, а для других, как например, для Ласкера в 1935—1937 гг. — СССР. Что же касается приведенных высказываний Аронсона, то надо учесть, что они принадлежат перу не сталинского лизоблюда, а жившего в Париже европейского мастера, находившегося в зените славы, члена жюри по скульптуре французского Национального общества изящных искусств, наконец, кавалера ордена Почетного легиона.
В 1920-х годах произведения Н.Аронсона, по крайней мере дважды, экспонировались на советских выставках (на Первой выставке скульптуры в Петрограде в сентябре 1922 года и на Первой выставке Общества художников им. И.Е.Репина в Москве, в апреле 1927 года, в Центральном доме ученых). Во второй половине 1930-х годов, когда усилились репрессии сталинского режима, работы скульптора-эмигранта Аронсона, несмотря на сделанные ему еще недавно лестные предложения и его положительный на них отклик, по-видимому, оказались просто нежелательными.
Его произведения не оказались ни в московском метро, для которого они предназначались, ни на выставке, куда его приглашали. Протянутая рука оказалась отвергнутой. Во время второй мировой войны, когда фашисты захватили Францию, некоторые произведения Аронсона были уничтожены, а самому ему пришлось эмигрировать в США, где 30 ноября 1943 года, в Нью-Йорке, он и скончался.
Память о выдающемся скульпторе живет не только в его талантливых произведениях, хранящихся в крупнейших музеях мира, но также в творчестве и воспоминаниях многих его учеников.

О связи Наума Аронсона с Израилем

В 1931 году мэр Тель-Авива Меер Дизенгоф хотел превратить Тель-Авив в культурный центр Эрец Исраэль. Для этого он стал приглашать известных художников работать на Святой земле. Вот что писал Дизенгоф живущему в Париже Науму Аронсону: «Дорогой мастер, приглашаю вас в Эрец Исраэль и прошу привезти свои лучшие произведения для хранения и демонстрации в здешнем музее».
Они договорились, что во дворе дома Дизенгофа будет создана отдельная галерея Наума Аронсона, которая затем станет частью музея. В другом письме Дизенгоф сообщал, что в галерее Аронсона в Тель-Авиве будут храниться его произведения, и это доставит радость не только жителям города, но и всему еврейскому народу.
В этом же году Аронсон подарил Тель-Авивскому музею две мраморные скульптуры: «Молящийся» и «Голова мальчика». Музей открылся 2 апреля 1932 года, и Наум Аронсон был избран почетным директором вместе с 11 видными деятелями: Хаимом Бяликом, Иосифом Клаузнером, Марком Шагалом, Леонидом Пастернаком, бароном Ротшильдом и другими. После смерти Дизенгофа в 1936 году музей возглавил Карл Шварц.
Вскоре Шварц посетил Аронсона в Париже, и скульптор пообещал подарить музею свою бронзовую скульптуру «Пророк». В апреле 1938 года скульптура была получена. Вторая скульптура, «Моисей», сделанная из розового гранита, также была привезена в Эрец Исраэль и установлена в музейном фойе.
С началом Второй мировой войны Аронсон уезжает в США. Там он создает великолепную скульптуру первого президента США Джорджа Вашингтона. Аронсон остро переживал все события войны и знал о зверствах нацистов в Европе по отношению к евреям.

Семен КИПЕРМАН, "Алеф"

Наум Аронсон. Лев Толстой
Наум Аронсон. Бетховен
Наум Аронсон. Распутин
Наум Аронсон. Бюст композитора Гектора Берлиоза
Наум Аронсон. Саломея, 1937
Наум Аронсон. Подростки
Наум Аронсон. Стоящая обнаженная
Наум Аронсон. Девушка у скал

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Статья является переработанным вариантом доклада автора "Многогранный талант. Учитель И.П.Кавалеридзе — парижский скульптор Наум Аронсон и его связи с нашей страной”, прочитанного в г. Сумы (Украина) 16 апреля 1987 г.//Тезисы докладов и сообщений научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня рождения скульптора, кинорежиссера и драматурга И.П.Кавалеридзе (1887—1978), Сумы, 1987. С. 28-29.
2. См.: "Художники народов СССР", Библиографический словарь, М., 1970. Т. 1. С. 382-383.
3. Там же. С. 197.
4. II.Н.Толстой и художники, Толстой об искусстве. Письма, дневники, воспоминания, М. 1978. С. 143.
5. Там же. С. 298-302.
6. Искусство и печатное дело. 1919. Ns 6-7. С. 258.
7. Я.П.Тейтель: Юбилейный сборник. 1851—1931. Париж, Берлин, 1931.
8. См. Иван Кавалеридзе. Сб. статей и воспоминаний. Киев, 1988. С. 29-31.
9. "Современная русская скульптура". М., 1908.
10. "Искусство и печатное дело" (Киев), 1910. Ns 6-7. С. 259.
11. Вишницер-Бернштейн Р. Наум Львович Аронсон. "Еврейский мир". Сб. II. Н.-Й., 1944. С. 397.
12. Там же. С. 398.
13. Аронсон Н. "Единственная встреча". "Ленин в зарисовках и воспоминаниях художников". М.-Л., 1928. С. 86.
14. Газ. "День". Киев. 1913. Ns 84. 28 марта.
15. В.И.Ленин и изобразительное искусство. М., 1977. С. 128-129.
16. Там же. С. 151, прим. 80; с. 152, прим. 83.
17. Луначарский А.В. Воспоминания и впечатления. М., 1968. С. 350.
18. Александр-Аронсон Л.//"Работница", 1968. Ns 4. С. 14.
19. Москва. 1964. Ns 4. С. 166-167.

Из сборника "Евреи в культуре русского зарубежья", том 1. Иерусалим, 1992 г.

 

Владимир Шлеев

Родился в 1921 г. в Москве. Участник и инвалид Великой Отечественной войны.
В 1945 г. закончил (заочно) исторический факультет Московского областного педагогического института, а в 1948 г. искусствоведческое отделение филологического факультета Московского государственного университета.
В 1946—1949 гг. занимался в аспирантуре Института истории материальной культуры (ныне Институт археологии) Академии наук СССР.
Участвовал в археологических раскопках в Армении, на Дону и в Крыму. Кандидат исторических наук (1954), доцент истории искусства (1962).
Утвержден в ученом звании старшего научного сотрудника по специальности "теория искусства" (1973). Вел преподавание истории искусства и основ археологии в ряде высших учебных заведений Москвы и Киева.
Член Союза художников СССР с 1950 г.
Автор 10 книг и около 500 различных статей в сборниках, журналах и газетах по вопросам истории, археологии, истории искусства, художественной критики, библиографии и филокартии (коллекционирование открыток) на русском и ряде других языков народов СССР.
Некоторые статьи опубликованы в справочных и энциклопедических изданиях Германии (ГДР) и Италии.
Лауреат 2-го Всесоюзного фестиваля народного творчества (1987), награжден Золотой медалью Академии художеств СССР (1978).
В настоящее время живет в Киеве.




НОВЫЕ АВТОРЫ